Читать книгу "Острые края - Джо Аберкромби"

Огонь, повсюду огонь. «Я видел ад, – сказал Вертурио, – и этот ад – большой город, находящийся в осаде». Дагоска являла собой ад уже много недель. Темпл никогда не сомневался, что оказался там по заслугам. Правда, забыл умереть, перед тем как попал туда.

Он видел силуэты людей, толпившихся у двери, видел, как один взмахнул топором, услышал, как затрещало дерево. Гуркские воины уже сумели прорваться за стену? Или это мародеры, пользующиеся случаем прихватить что-нибудь, пока еще есть что прихватить? Темпл подумал, что вряд ли может поставить им что-то в вину. В свое время он много чего прихватил. И к тому же какой смысл теперь в любых обвинениях?

Когда нет закона, нет и преступления.

Он помчался дальше, пригибаясь пониже и прикрывая рот рваным рукавом. Никто не поверил бы, что его одежды храмового служки были когда-то белоснежными. Теперь они превратились в такие же отвратительные лохмотья, как те, что он носил, когда нищенствовал, и были испачканы сажей, пеплом, грязью и кровью – его собственной и тех, кому он попытался помочь. Тех, кому он не сумел помочь.

Темпл провел в Дагоске всю жизнь. Он вырос на ее улицах. Он знал их, как ребенок знает лицо матери. Но теперь с трудом узнавал их. Дома представляли собой почерневшие пустые оболочки, обнаженные балки торчали, как ребра валяющихся в пустыне трупов, от деревьев остались обгорелые пни, улицы зияли трещинами в земле и тут и там были завалены кучами щебня. Он шел в сторону утеса, на вершине которого светилась огнями Цитадель, мельком увидел над упавшей крышей один из тонких шпилей Большого храма и прибавил ходу.

Огонь бушевал по всему городу, но с неба уже не падал. Это само по себе пугало Темпла еще сильнее. Когда перестает падать огонь, приходят солдаты. Он всегда бежал от солдат. Перед гурками был Союз, перед Союзом дагосское воинство. Любой человек, независимо от цвета кожи, если дать ему меч, будет поступать точно так же, как и все остальные.

Здесь находился рынок, где богачи покупали мясо. От него осталось лишь несколько почерневших арок. Здесь он сопливым мальчишкой просил подаяния. Когда подрос, воровал здесь у торговцев. Став еще старше, он ночью, около этого фонтана, поцеловал девушку. Теперь фонтан сломан и забит пеплом. Что сталось с девушкой? Да кто же это знает?

Это было красивое место. Гордая улица в гордом городе. Все это осталось в прошлом, и чего ради?

– Неужели это твой план? – прошептал он в небо.

Но Бог редко говорит с нищими мальчишками. Даже с теми из них, кто получил образование в Большом храме.

– Помогите, – донесся до него свистящий полушепот. – Помогите.

В каменном крошеве рядом с ним лежала женщина. Он чуть не наступил на нее, пробегая мимо. Ее ударило то ли осколком гуркской бомбы, то ли обломком горящего здания. На обожженной шее вздулись волдыри, часть волос слизнуло огнем. Плечо было сломано, и рука, вывернутая под неестественным углом, торчала у нее за спиной. Он не мог на глаз отличить порванное тряпье от изуродованной плоти. От нее пахло жареным мясом. От этого запаха у него заурчало в пустом желудке, а в следующий миг к горлу подступила тошнота. С каждым вздохом у нее клокотало в горле и булькало в груди. На испещренном черными пятнами лице темнели огромные глаза.

– О боже, – прошептал Темпл. Он не знал, с чего начать. Начинать было, собственно, не с чего.

– Помогите, – снова прошептала она и уцепилась за его руку, не сводя с него глаз.

– Я ничего не могу сделать, – прохрипел Темпл. – Мне очень жаль…

– Нет, нет, умоляю…

– Мне очень жаль. – Стараясь не смотреть ей в глаза, он высвободил руку. – Да смилуется над тобою Бог. – Хотя было совершенно ясно, что не смилуется. – Мне очень жаль! – Темпл выпрямился. Отвернулся. Побежал дальше.

Ее крики стихали у него за спиной, а он пытался убедить себя, что выбрал не только самый легкий образ действия, но и самый правильный. Он ничего не мог для нее сделать. Она не выжила бы. Гурки подошли слишком близко. Взвалив ее на плечи, он не смог бы убежать от них. Он должен предупредить других – это его обязанность. Он не может спасти ее. Он может спасти только себя. Лучше, если умрет один из них, чем оба, верно? Бог должен понимать это, не так ли? Ведь Бог состоит из понимания.

Такие вот времена показывают, что на самом деле представляет собой человек. На какое-то время Темплу удалось убедить себя, что он достойный человек, но быть добродетельным легко до тех пор, пока твоя добродетель не подвергнется испытанию. Он же, словно верблюжий помет, подсушенный на солнце, оставался под коркой набожности тем же самым зловонным, своекорыстным трусом, каким был всегда.

Кадия сказал бы, что совесть – это часть Бога, которой Он наделяет каждого. Осколок божественности. Выбор есть всегда.

Он нерешительно приостановился и уставился на кровавые отпечатки, которые ее пальцы оставили на его рукаве. Должен ли он возвратиться? Он стоял, дрожа, тяжело дыша, угодив в капкан между верным и неверным, между разумным и глупым, между жизнью и смертью.

Кадия однажды сказал ему, что для хорошего человека он чересчур много думает.

Он оглянулся через плечо туда, откуда прибежал. Огонь и здания, озаренные резким светом огня, и на фоне огня он увидел перемещающиеся черные силуэты. Тонкие тени мечей, и копий, и высоких шлемов гуркских воинов. И то ли это была лишь игра мерцающей дымки, то ли он и впрямь увидел там фигуру иного рода? Высокую и худощавую фигуру женщины с блестящими золотистыми волосами, облаченной в белую броню. Ужас комом встал в горле Темпла, он упал, вскочил и побежал. Бездумный порыв ребенка, выросшего на улице. Или кролика, увидевшего тень ястреба. Он не знал толком, зачем ему жить, но точно знал, что не хочет умирать.

Хрипя, кашляя, из последних сил передвигая отяжелевшие ноги, он взбирался по растрескавшейся лестнице Большого храма. Когда он увидел знакомый фасад, у него полегчало на душе, невзирая даже на то, что он точно знал, что очень скоро эту площадь заполнят гурки. Гуркское воинство… или еще хуже.

Он промчался к призывно блестевшим воротам – горячий ветер кружил пепел, сверху неторопливо сыпались горящие бумаги, – принялся колотить в дверь, так что кулак заболел, и, срывая голос, выкрикивал свое имя. Внезапно в большой двери открылась маленькая створка, он юркнул туда, и за его спиной с утешительной весомостью опустился тяжелый засов.

Он в безопасности. Пусть даже всего на несколько мгновений. В конце концов, человек, оказавшийся в пустыне, если ему предлагают воду, не должен привередничать.

Когда Темпл в первый раз вошел в это роскошное громадное помещение и увидел сверкающие мозаики, и филигранную каменную резьбу, и свет, льющийся сквозь звездчатые окна и заставляющий светиться позолоченные знаки священного писания, покрывающие стены на высоте человеческого роста, он чувствовал на своем плече руку Бога.

Теперь он присутствия Бога не чувствовал. Необъятное пространство освещали лишь несколько ламп, да на потолке плясали отсветы пожаров, пылавших за окнами, в городе. Смрад страха и смерти смешивался со стенаниями раненых, бесконечным негромким бормотанием безнадежных молитв. Даже мозаичные лица пророков, которые когда-то казались исполненными небесного экстаза, теперь застыли в ужасе.