Читать книгу "Жаждущие престола - Валентин Пронин"

– Государь, какие-то крались.

– Их схватили?

– Взяли, государь. Ах, гады, с ножами…

– Что-о-о?!

Тут же Безобразов с пылающим большим шандалом, с теплым царским халатом:

– Оденься, батюшка, застудишься. Вот сапоги теплые…

– Пошел ты… Кто послал? На государя, с ножами!

Прибежал второй стрелецкий голова Брянцев. За ним стрельцы тащили троих окровавленных с закрученными за спиною руками. Лжедимитрия трясло – от страха, от гнева?

– Все трое с ножами? – переспросил он в бешенстве. – Федор, на двор мерзавцев, в сабли их! Нещадно! – Хотел даже вытащить из ножен свой меч. Опомнился. Плюнул и вернулся в спальню. Было не до сна. Утро уже. Полз серый, без теней, свет.

Когда приехал Петр Басманов, слышен был его дикий от злобы крик:

– Зачем порубили? На дыбу надо, ко мне! Они бы мне всех выдали! Э-эх, стрелецкие головы, бараны!

– Прости уж, Петр Федорович, я виноват, – кусая губы, раскаянно проговорил «царь». – Не мог гнев удержать.

– Да, государь, поторопился, – смело выговаривал ему Басманов. – Через два дня заговор бы раскрыли.

И вот в этот-то миг стукнуло в голову Безобразову: когда следующий раз придут за Юшкой Отрепьевым, первого на тот свет отправят его постельничего.

И опять простой народ был доволен: «Покусилися на царя-батюшку, на нашего Митрия Ивановича… Так им и надо. Поделом».

А в княжеских домах тайно собирались все те же: Голицыны, Шуйские, Татищевы. Но со страхом: Басманова боялись. Тот, как у Ивана Грозного Малюта Скуратов, у Лжедимитрия главным разыскателем и пытошником стал. Чуть что узнает о ком: на дыбу. Собирались князья больше у Татева, у купцов Мыльниковых.

Все это предшествовало роскошной свадьбе с Мариной Мнишек.

XIII

Подталкиваемый своим будущим тестем Мнишеком, «царь» настаивал сперва венчать Марину в царицы. После того, как приказано было отправить игумнам по далеким монастырям митрополитов Гермогена и Иоасафа, не соглашавшихся с этим требованием «царя». Священники кремлевских соборов только вздыхали. Бояре шептались: «Все с ног на голову ставит, во кощунство-то…»

Когда оговаривали венчание, «царь» многие из православных обрядов убрал.

– Все эти суеверия выкинуть, оставить только общехристианское. Сваху-чесальщицу, надевание кики, разрезание пирога и сыра – побоку. Мы сразу вместе с Мариной явимся в столовую избу, потом в Грановитую палату и в Успенский собор – венчаться.

– Правильно, государь, – вполголоса поддержал его решение Басманов, – а то Марина Юрьевна по католическим правилам бог знает что натворит. А так – ты, государь, рядом – подскажешь, как ей надо поступать.

При входе в Успенский собор «царь» напомнил Марине, чтобы крестилась не всей ладонью, а двоеперстием. И – не налево, а направо.

– Хорошо, я все сделаю, как ты приказываешь, – с кривой усмешечкой пообещала Марина.

Польские паны и шляхтичи, сопровождавшие панну Мнишек, входя в собор, крестились всей ладонью, хотя прекрасно знали, что православные крестятся двоеперстно. Внутри храма они стояли отдельными группками, с интересом поглядывая по сторонам. Более умно и сдержанно, подражая своей госпоже и подруге, вели себя полячки. Они все делали, чтобы не вызывать раздражения у русских.

Патриарх Игнатий, предупрежденный Лжедмитрием, начал с крещения. Марина закапризничала, не желая запивать просфору вином по-греческому обряду. Но «царь» приказал удалить из храма смущавших ее поляков и довольно сердито цыкнул на возлюбленную. Она, испугавшись, подчинилась.

Затем началось венчание. Хор загремел «Многая лета». Патриарх поднес чашу с вином, к которой жених и невеста (теперь уже муж и жена) прикладывались поочереди. А в конце «царь» бросил чашу на пол и принялся топтать хрупкий хрусталь, приговаривая: «Пусть будут также растоптаны те, кто посмеет затевать между нами смуту и раздор!»

Бояре только рты разинули: чтобы в храме такое…

Тут все гости, толкаясь, бросились поздравлять молодых – «царя» и царицу». Пан Мнишек пролил отцовские слезы счастья, соображая, что такого торжества и такого будущего в своей и Марининой судьбе не мог видеть даже во сне.

Свадебный пир начался в тот же день. Столы ломились от яств, приготовленных и оглашенных при внесении придворными кухарями:

«Стерляди паровые, белорыбицы печеные, лещи на пару и уха со стерлядями, с перцами пряными, листами лавровыми и травами заморскими… Щуки на пару в сладком отваре с шафраном, корицей и оливами черными… Судаки и язи паровые со сметаной по-польски… Белуга копченая свежая и осетры свежие же… И сомы большие соленые… Далее на блюдах лебеди под скрыли, журавли под шафранным взваром, ряби под лимоны, кури разниманы по костям под огурцы, тетерева окрашиваны под сливы… Ути окрашиваны под огурцы… Косяк буженины… Лоб свиной в грецкой разварной каше… Лоб свиной под чесноком… Гуси, утки, порося жареные…»

У некоторых гостей, особенно польских панов и шляхтичей, от такого изобилия и многообразия вырывались невольные вскрики изумления и какого-то дурашливого хохота.

А русские дворцовые кухари продолжали вносить и возглашать: «Кури индейские под шафранным взваром… Блюдо из ветчины, почки бараньи большие, жаркие… Середка ветчины и часть реберная говядины целой жаркой… Гусь, утка под гвоздишным взваром, ножка баранья в обертках…»

И когда казалось, что эти груды изысканных, искусно приготовленных кушаний подходят к завершению своего бесконечного благоухавшего пряностями потопа, как вновь закричали: «Несут, несут… Куря рафленое, куря бескостное, куря рожновое, гусь со пшеном да ягоды под взваром, куря в ухе гвоздишной, куря в ухе шафранной, куря в лапше, куря во штях богатых, куря в ухе с сумачом…»

И, конечно, баклаги золоченые, кувшины серебряные, ведра серебряные, фляги стеклянные венецейские, ведра из стекла же – толстого синего непрозрачного, кади белые с ковшами серебряными, медными… «Кубки, чаши, утицы расписные, бокалы хрустальные… А в них мед с гвоздикой и другой мед в десяти ведрах, да двадцать ведр цыжоного… Вино боярское с особым зельем, романея фряжская, рейнское вино светлое, меды малиновые, меды сытные, меды смородинные… Вино тройное по крепости, вино двойное по крепости, пять бочонков малмазеи, да меду вишневого ведро, да в бочках – четыре ведра вина боярского с зельи, пять ведр вина с махом[63], пять ведр меду патошного легкого, да пять ведр пива имбирного…» И подарок к свадьбе дочери от ясновельможного пана Юрия Мнишека – тридцать бочонков крепкого венгерского вина… «Да пива доброго сорок ведер… Да ко всему тому – сто тридцать три хлеба ситных… Еще три блюда оладий с патокой, три блюда пирогов пряженых с горохом… Три блюда со пшеном сарачинским да с вязигою… Три блюда карасей больших со свежею рыбою, со сметаной… Да пряженины, да блинов, да калачей крупитчатых…»