Читать книгу "Ветер над островами - Андрей Круз"

– Команду надо нанять, временную, – сказала Вера, причем уже отнюдь не просительным тоном. – Сколько надо, чтобы до Большого Ската дойти, не больше, но нормальных, с рекомендацией. И Игнатия привести – пусть этим и занимается.

– Хм… – даже вроде чуть-чуть удивился Иван такому тону девочки. – Сделаем. Я вот друга вашего нового с собой приглашу, если он боец. Сами знаете, в какие трактиры Игнатия заносит.

– Сходишь с Иваном? – сразу обернулась ко мне Вера.

– Схожу, чего не сходить! – ответил я. – Вещи бы мне только бросить.

– Вот Иван и покажет, куда их скинуть.

Как и следовало ожидать, ночлег у команды был в трюме. Под надстройкой были две маленькие каютки, которые занимали хозяин и шкипер, а остальная команда с гамаками пристраивалась под палубой. Или даже на самой палубе, если погода была хорошая. Мы с Иваном спустились по крутому трапу в трюм, пахнущий мокрой пенькой и чем-то сладко-фруктовым. Запах шел от небольших бочонков, составленных поодаль.

Иван полез в какой-то рундук, которого я сразу не разглядел в полумраке, откуда вытащил и выдал мне свернутый гамак с одеялом и маленькой подушкой, набитой чем-то напоминающим крошеную пробку, и моряцкий сундучок для вещей, больше похожий на старинный фибровый чемодан, с бронзовой табличкой, на которой было выбито название шхуны.

– Вот тут устраивайся, ближе к трапу. А дальше уже матросы живут.

Понятно – даже в трюме места по ранжиру поделены. К радости моей, морские узлы я вязать умел, занимался в детстве парусным спортом на маленьких швертботах, катаясь на них по реке Тверце, так что вполне сноровисто закрепил гамак шкотовыми узлами под одобрительным взглядом Ивана. Хорошо, что не опозорился.

Все, что в этот сундучок не влезало, вешалось на крючья хитрой формы, прикрученные к столбам, к которым как раз и крепился гамак. Туда я и повесил «винчестер» в чехле и рюкзак. На винтовку Иван глаза скосил, затем спросил, не удержался:

– Хозяйская?

– Была, – коротко ответил я. – Моя в драке пропала, Вера взамен отцовскую отдала.

Моторист лишь кивнул, никак не прокомментировав мое заявление. Зато сказал:

– Сейчас по трактирам пойдем, так ты ко всему готов будь… – Он поскреб пятерней в затылке и добавил: – У Игнатия дар есть такой – плохие компании находить. Мало ли как дело повернется.

За разговором он переоделся в нормальные штаны с сапогами, натянул на себя рубаху и в карман положил весьма добротный с виду бронзовый кастет, правда, без шипов.

– Понадобится, думаешь? – спросил я.

Иван пожал плечами, затем ответил:

– В кабаках, что у порта, всякое случается – и до смертоубийств доходит. А револьвер оставь: все равно на входе в кабак отберут или не пустят с ним. Забыл правило?

– Я многое забыл, – неопределенно пожал я плечами.

– Этого забывать нельзя, – наставительно ответил он. – Пьяный идет с оружием – двадцать рублей штраф. А в кабак оружным приперся – еще месяц аресту и пятьдесят штрафа. Помни. Даже за нож, если большой, можно в кутузку загреметь.

Понятно. Значит, несмотря на церковную власть, настоящей святости народ здесь так и не достиг, если и грабежи случаются, и поножовщины кабацкие, и сам свидетелем был «церковной казни» над скупщиками краденого. Интересно, интересно, а мне всегда почему-то казалось, что если где Церковь власть возьмет, то там все по струнке. Ошибался, видать. А вот револьвер мы тогда брать не будем. И кастет нам без надобности: если до кулачек дойдет, то мне лучше без него.

– Ну пошли, что ли? – спросил Иван, одергивая рубаху и приглаживая выбившиеся из хвоста волосы.

– Пошли, – согласно кивнул я.

Вера сидела на палубе, задумчиво глядя на город и очищая мандарин, размерами больше смахивающий на апельсин.

– Пойдем мы, барышня, – доложился Иван. – Одна вы на борту остаетесь.

– Я на вахте побуду, ничего страшного, – ответила она. – Сами знаете, тут в порту пока ничего не случалось.

Иван лишь кивнул, и мы сошли на пирс по пружинящим под ногами сходням. Случалось не случалось, но раз он девчонку малолетнюю спокойно за вахтенного оставляет, то, значит, тому есть причина. И ему я верю, потому что за последние три дня сам ее хорошо узнал – с такой не шути.

Направились мы не в ту сторону, с которой пришли, а в противоположную, за дальний угол форта, куда вела сначала мощеная набережная, а потом просто натоптанная тропа. И в какие края она вела, стало ясно после того, как нам навстречу попалась пара пьяных матросов, идущих в порт и поддерживающих друг друга.

Действительно, сразу же за поворотом крепостной стены началась кривая и грязноватая улочка, зажатая между самой стеной с пристроенными к ней лавками и двухэтажными домами из привычного уже красного кирпича, в коих первые этажи представляли собой идущие один за другим «трактиры», «рюмочные» и «кабаки», из открытых окон и дверей которых на улицу неслись звон посуды, звуки какой-то музычки, не слишком виртуозно исполняемой вживую, пьяный гомон, хохот. В общем, стандартный кабацкий набор звуков.

Прямо на улице, под стенами трактиров, пристроились несколько пьяных, неспособных к дальнейшему самостоятельному перемещению, и при виде их Иван-моторист покачал головой, пробормотав:

– Вот же балбесы… Загребут их объездчики – будут в холодной отсыпаться. И штрафа по пять рублей с каждого возьмут.

При этом он бросил взгляд куда-то вверх. Я тоже посмотрел туда и с удивлением увидел наверху крепостной стены стоящего под навесом крепкого бородатого мужика с револьвером и нагайкой на поясе. На шее у него висела на ремешке уже привычная бляха. Вот оно как… грех-то здесь под присмотром. Но все равно… для Церкви не слишком назойливым, как я понимаю. Все остальное здесь нормально, и даже две вывески: «Веселый дом «Под пальмами» и «Веселый дом «Летучие рыбки» – тоже никого не удивляют. Чем дальше в лес, тем толще партизаны. Чего-то я пока во всем происходящем вокруг не понимаю. Здорово так не понимаю.

– Ну откуда начнем? – спросил, адресуясь, скорее всего, к самому себе, мой спутник.

Я промолчал, и Иван, подумав несколько секунд, ткнул пальцем в заведение с вывеской «Рюмочная», после чего сказал:

– Если он уже пропился, то тут заседает, поскольку всего дешевле.

С этими словами он решительно пересек улицу и толкнул обшарпанную и чуть перекосившуюся дверь, которая со скрипом открылась, пропуская нас внутрь, а наружу, в свою очередь, целое облако запахов алкоголя и табака, шума и пьяных криков.

Рюмочная была самой что ни на есть классической. Подобную картину я наблюдал разве что в детстве, у винного магазина под бытовым названием «Шестерка», в котором самой последней окрестной пьяни предоставлялся богатый выбор всевозможной бормотухи – от «Солнцедара» до «Трех семерок». Именно там сразу в одном месте можно было увидеть столько пропитых рож в такой степени опьянения, почти что в астральной.