Читать книгу "Атака снизу - Евгений Енин"

Что смешного, в том, что его самого не отпускают, Толстый так и не понял.

– Значит, и ты здесь вроде пленника?

– Ага, вроде. Птичка в золотой клетке.

Старичок окинул взглядом блестящий драгоценными камнями зал и снова захихикал:

– Птичка я, воробушек маленький, ага.

– Ну а давай тогда вместе что-нибудь придумаем. Обманем их как-нибудь. А?

Толстый подошёл к трону и взялся за подлокотник.

– Я тут, знаешь что на кухне устроил… тебе, кстати, не рассказывали?

– А как же, рассказывали. И не один раз. Знатно ты устроил.

Толстый, довольный, опустил голову, будто бы стесняясь похвалы.

– Вот именно об этом я и хотел с тобой поговорить, мил гном. Ты от креслица-то моего отойди, отойди.

Старичок дрыгнул ножкой.

– Ты, в общем, прекращай это. Прекращай свои штучки. И других не подговаривай.

– Как это? – не понял Толстый. – Зачем прекращай?

– Затем, что работа стоит. А нам золото добывать надо. Понял?

Старичок Серёжа из доброго хихикающего дедушки вдруг превратился в злобного карлика. Толстый вздрогнул и отскочил от трона.

– Ты это что, ты с ними, что ли?

– Ну а с кем ещё, милок, подумай сам?

* * *

Серёжа снова стал добрым дедушкой, объясняющим внуку, как устроена жизнь.

– Я там что имел? Наверху. Кузницу? Да. Маленькую да грязную. И работал, не разгибаясь. А здесь? Ну ты посмотри! Это же хоромы! И все боятся! Значит, уважают. Я тут, понимаешь, самый главный, – Серёжа наклонился вперёд. – В другом месте мне бы никогда такого не обломилось. И не обломится. И вот что. Я ж тебя по делу позвал, а не лясы точить.

Коротышка откашлялся.

– Становись-ка ты моим помощником. С рабочими, ты, я вижу, ладишь, только ладишь пока не в ту сторону. Ты их подзуживаешь не работать, а надо наоборот, чтобы за ту же еду работали в два раза больше. Понял, как тебе повезло? С предложением с моим? Раз в жизни такое бывает!

Серёжа съехал на край кресла, с трудом дотянулся до Толстого и похлопал его по плечу.

– Жить тебя здесь, рядом пристрою, в коморочке, под лестницей, маленькой, но, ничего, уютной. Еда вот такая же будет, с моей кухни, лопай от пуза. А вечерами будем этими болванами в кожаных штанах играть: твоя команда против моей, кто кого дубинками перелупит. Ну что, берёшься?

Толстый сидел, ковыряя в тарелке. Старичок-директор продолжал уговаривать его, расписывая волшебную жизнь своего заместителя. Толстый кивал, потом начал медленно подтягивать к себе всё, что было на столе. Мерно кивая, он тихо и спокойно складывал за пазуху остатки картошки, помидоры, огурцы. Грибную солянку он сунул прямо в горшке. Хорошо, что она остыла, и живот не обжигала, а грела. В отличие от холодных мокрых огурцов.

– Эй, а ты что делаешь-то там? Ты куда это тащишь?

– Ты не волнуйся, дедушка, тебе вредно, ты сиди, я пойду.

– Как пойду? Куда? Я тут, значит, соловьём заливаюсь, а он жрёт, ещё и со стола ворует! Наглец! Да я тебя, знаешь, что могу! Да я тебя в самую дальнюю, самую тёмную камеру посажу! Цепями прикую! Заживо там сгниёшь, никто не узнает, где могилка твоя. Будешь там на одной воде сидеть, пока не согласишься!

Вот до этого момента у Толстого, пожалуй, была возможность дать себя уговорить и согласиться стать помощником Серёжи. Пока он не кинул в старичка горшком с солянкой. В голову не попал, попал в спинку трона, зато облил директора, начиная с головы, заканчивая сандалиями. Пиджак промок полностью. Директор визжал, зовя охрану, а с каждого уха у него свисало по опёнку на длинной ножке.

Когда Толстого волокли в самую дальнюю, самую тёмную камеру, он вдруг пожалел, что не согласился. Можно же согласиться только для вида, а на самом деле помогать гномам, пользуясь новыми возможностями.

Но поздно. Его замуровали. Дверь камеры заперли на ключ, а ключ проглотил гном в фартуке и со зверской рожей. Теперь он никогда отсюда не выйдет.

* * *

Феи хохотали, держась за животы. Кто-то свалился на землю, и дрыгал ногами, лёжа на боку.

– Можно, я всё-таки встану? – Фей поднялся. – Вирт, послушай внимательно. Давай зайдём с другой стороны. А как бы ты, встретив, узнал гнома?

– Где бы я мог встретить гнома? Во сне?

– Да хоть и во сне. Ответь, пожалуйста.

Вирт задумался:

– У гнома нет крыльев.

– Этому требованию он соответствует. Попробуй забыть, что он летал. Он летал на моих крыльях, своих у него нет. Ещё?

– Ну… Гномы, они… Они… А, они живут под землёй! Поэтому они и червяки, – Вирт сплюнул.

Малышу порядком надоело, что его обзывают червяком, он хотел вскочить, но Фест его придержал:

– Подожди немножко. Скажи, Вирт, я часто с тобой соглашался?

– Ты? Да никогда!

– А сейчас соглашусь. Да, гномы живут под землёй.

– Ну почему только под землёй? – возмутился Малыш.

– Тише, потерпи. Вирт, ты можешь представить фея, поселившегося в норе?

– Нет. Это невозможно. Совершенно непредставимо.

– А ты можешь представить фея, способного выкопать подземное жилище? Руками?

– Фест! Моё терпение истекло! Сейчас ты будешь изгнан, и я буду вспоминать об этом дурацком разговоре как о снятом с ноги тесном ботинке. Наконец-то это прекратится!

Вирт и феи снова расхохотались.

– Ещё минуту твоего внимания. Считай это последним желанием приговорённого. Малыш, вставай.

Фест протянул ему руку и помог подняться.

– Вот перед вами, – Фест положил ладони ему на плечи, – тот, кого вы приняли за фея. А теперь он докажет, что он гном. Давай Малыш, копай.

Это и был их план. Когда они договаривались, Малыш поначалу отнекивался, он стеснялся копать напоказ. Но Фест убедил его, что это единственный способ что-то доказать упрямым до дубовой твёрдости феям.

Гномы, как вы знаете, копают очень хорошо. Если гному лялечного возраста дать совочек и посадить в песочницу, через час его придётся доставать со дна глубокой ямы. Ну а Малышу и совочек не нужен. Когда он остановился, до верхнего края норы он даже не мог допрыгнуть. Сверху, тёмными силуэтами на фоне светлого кружочка неба на Малыша смотрели феи. Смотрели молча.

– Малыш! – крикнул Фест. – Диаметр достаточный? Тебе хватит для размаха?

– Да, как договаривались! – крикнул в ответ Малыш.

– Тогда подожди немного.

Сверху доносились обрывки слов, Фест и Вирт о чём-то спорили. Минут через пятнадцать над краем ямы показалась голова Феста.