Читать книгу "Кругосарайное путешествие: рассказы - Татьяна Стамова"

– А что продавщица?

– А продавщица сказала, типа: «Ну всё, мешаете работать». Она убрала туфельки обратно в сумку и ушла.

– И дальше?

– Дальше я купил мороженое. Потом иду, она впереди стоит, с палкой, с сумкой этой. Ну я, короче, дал ей это мороженое. «Экстрим» – ты знаешь.

Я кивнула:

– Слушай, а тут на столе бумажка валяется какая-то. Телефон незнакомый.

– Это она мне дала. Говорит, к ней внук скоро приедет, с мамашей. Ну… чтоб я в гости к нему приходил, а то он не дружит ни с кем.

– Интересно. А что про этого внука известно?

– Ну лет двенадцать, как мне. Толстый, Игорем зовут. Только что на море был.

– А что он обычно делает, когда у неё?

– Ничего. Только на компе сидит и иногда на речку ходит.

– Пойдёшь?

– Не знаю ещё… Зачем он мне? И речка грязная, как болото, и народу там тьма. Мам, денежку дай!

– Вот. И корм для кошки!

Калитка хлопнула. Синяя кепка Арса запрыгала поверх забора.

Как будто прохладный ветерок откуда-то повеял. Мороженое! Серебряные туфельки!

Поднырка

…Делать гребки чаще —Между вдохами по три.В синюю зелень таращусь.Знаю спиной: смотрит.

Тёмной лягушкой смешнойРядом его тень.Шесть метров внизу, подо мной.Мне нравится на высоте.

– Мам, ну а вот как ты себе представляешь смерть? Ну что вот это такое? – это Арс, конечно, спрашивает.

Ответ оказался, как ни странно, под рукой.

– Поднырка, – говорю.

– Как это?

– Давай попробую объяснить. В первом классе нас повели в бассейн – он рядом был, в двух шагах от школы. Большой, под открытым небом. Над ним всегда стоял густой пар, особенно зимой, а рядом сладко пахло пончиками и марципанами.

Вначале был лягушатник, мелкий совсем – для таких как мы, лягушек начинающих. Там мы барахтались, наверно, месяц. Потом нам сказали: всё, хватит лягушатничать, в следующий раз – на большую воду.

Этот следующий раз запомнился мне на всю жизнь.

Вместе с нами, мелюзгой, были две старшие девочки. Вот мы шлёпаем за ними босыми ногами по скользкой резиновой дорожке и доходим до вертикальной лестницы – спуска в «поднырку».

Спускаемся по узким ступенькам в неуютную воду и оказываемся перед плотной резиновой перегородкой, тёмной такой. Под неё и нужно поднырнуть, но почему-то страшно, очень страшно, и нырять я ещё не умею. Говорю Ленке, старшей:

– У меня не получится, нырять не умею!

Ленка говорит:

– Бочонок делать умеешь?

– Да. (Бочонок мы учили в лягушатнике: обхватываешь под водой коленки руками, и она сама тебя наружу выталкивает.)

– Ну вот, – говорит Ленка, – подлезаешь под ширму – и делаешь бочонок. Вот и всё. Главное – не бойся.

Подлезаю, крепко зажмуриваюсь на всякий случай, делаю бочонок – и в тот же миг меня выталкивает со страшной силой куда-то, ещё не знаю куда. Чувствую, что вынесло наверх, разжмуриваюсь. В глаза – свет, много-много света и сверкающей воды – краю не вижу. И совсем новый восторг, от которого чуть не задохнулась: была тяжёлая, стала – лёгкая, почти невесомая.

Потом, когда взрослая уже стала, неожиданно нашла про «поднырку» в очень умной книге одного философа, который писал о смерти.

– Ого, – сказал Арс. – Так, значит, не страшно?

– Почему? Я же сказала – страшно было и непонятно. Перегородка эта тёмная пугала. Но давай я лучше тебе дальше о жизни расскажу.

Та большая вода, на которую мы вышли, была на самом деле ещё мелкотой – метр шестьдесят всего. Можно ходить на цыпочках по дну. Кроме плавательных упражнений тут было много всякой кутерьмы. Мальчишки норовили схватить за ноги и уволочь на дно.

Приходилось отбрыкиваться. Ещё была брызгательная война. А самое лучшее – вылезти на бортик, пробежаться по снегу и прыгнуть потом в воду – пятки горят, здорово!

Но скоро всему этому «безобразию» пришёл конец.

Валентин Гаврилович сказал: «На шестиметровку!» И опять в сердце был какой-то холодок – страх этот дурацкий.

Вода здесь тёмная и даже пахнет по-другому. Узкие дорожки разделены канатами-бусами. Народу кроме нас – никого.

Вот Валентин Гаврилович в своём знаменитом сером плаще, сутулясь на ветру, ходит вдоль бортика. А мы, как мыши жалкие, уцепились за него (не за Гавриловича, за бортик) и дрожим от страха.

Девчонки старшие над нами смеются. Вот Гаврилыч свистнул – Ленка поплыла, вот – Ирка. И вот – «Женя, пошла!» Это я, значит.

Как сомнамбула отцепляюсь от бортика, ложусь на воду, глаза зажмурены, чтобы не смотреть в эту страшную глубину – и пошла, кролем.

Вдох в одну сторону, вдох в другую… Дорожка длинная, чувствую, устала – машинально, по привычке ноги опустила, а дна и в помине нет. Тут я от страха хлебнула воды и стала пузыри пускать. Нет, думаю, так нельзя!

Выпрыгнула над водой, чтобы воздуху набрать, а в этот момент Гаврилыч мне рейку свою длинную протянул… Я башкой об эту рейку, буль-буль – и опять вниз.

Вдруг спасительная мысль – «бусы»! Уцепилась за них – дышу. Потом – к бортику. Гаврилыч подошёл:

– Жень, ну ты чего? Это ж тебе не метр шестьдесят. Ладно, отдыхай, потом поговорим.

Отдыхаю. Потом он ко мне вернулся и поговорил.

Главное запомнила: как бы ни было темно и глубоко, глаза надо открытыми держать. Тогда страха не будет – ты его своими открытыми глазами побеждаешь. А зажмуришься – идёшь ко дну.

После этого я глубину полюбила. Потом мы выиграли на ней одно командное соревнование.

Бастилия

За лилиями шли с собакой,за кандидумамис далёкой детской думой.Успели до грозы обратно,шли с шлейфом —длинным ароматом —через лиловые сады,мосты, лужайки.И стебли подрезали, поправляли.В туманной банкев глубине окнаони как в зеркале молчали:цветы – уста,бутоны – слёзы.За кандидумамиходилик Анастасии-бабке.

Приближалась «Бастилия» – четырнадцатое июля – день рождения бабушки Мары. А её уже не было. Она умерла в феврале.