Читать книгу "Черный русский. История одной судьбы Уцененный товар (№1) - Владимир Александров"

* * *

Жизнь Фредерика спустя десятилетие после его приезда в Москву предстает в очень радужном свете. У него прибыльная должность в знаменитом ресторане, а в его семье ожидается новое пополнение: Хедвиг ждет третьего ребенка. Ирма родилась 24 февраля 1909 года и была крещена дома 31 марта пастором из собора Святых Петра и Павла. Радость Фредерика по поводу появления Ирмы была, однако, омрачена ослаблением здоровья Хедвиг, вызванным, очевидно, родами. Как можно понять из устной истории семьи Томасов, последующее отчуждение между Фредериком и Ирмой было связано с тем, что он считал ее в каком-то смысле виноватой в том, что он потерял жену, которой очень дорожил. Трагическая судьба Ирмы и то, как она подавляла всякие воспоминания о своем семейном прошлом, когда выросла, также указывает на то, что между нею и отцом произошел разрыв, – и с этой ситуацией, омрачившей все ее детство, она так и не сможет справиться.

Прямого указания на природу болезни Хедвиг после рождения Ирмы нет, но произойти с нею могло многое. Несмотря на улучшения в плане гигиены и растущее использование акушерских клиник в Москве начала XX века, роды по-прежнему были связаны с потенциальной угрозой как для ребенка, так и для матери, будь то родильная горячка (она была на первом месте) или другие страшные осложнения, которые могли последовать. Хедвиг умерла от пневмонии, осложненной заражением крови, 17 января 1910 года, в возрасте тридцати четырех лет, и была похоронена на Введенском кладбище для иноверцев в Москве, также известном как Немецкое кладбище.

Ольге было почти восемь, когда умерла мать, то есть достаточно, чтобы примерно понимать, что случилось. Михаилу же было всего три, а Ирме не было и года, так что для них смерть матери была неясным и тревожным событием, которого они не могли понять; они и не будут ее помнить. Для Фредерика смерть Хедвиг являлась первой личной утратой после убийства его отца в Мемфисе. Он будет жить дальше, конечно, но такой незатейливой гармонии семейной жизни, которую они построили вместе с Хедвиг, ему испытать больше никогда не удастся.

Первоочередной задачей Фредерика после смерти жены было найти способ позаботиться о детях. Его доход в «Яре» был более чем достаточен, чтобы оплатить необходимую помощь в работе по дому, и очевидным решением было найти опытную няньку. Его выбор пал на Валентину Леонтину Анну Хоффман, и он окажется роковым. Двадцативосьмилетняя Валли, как ее часто называли, была из Риги – столицы Латвии, небольшой провинции на Балтийском море, с XVIII века являвшейся частью Российской империи. Ее фамилия и знание немецкого, равно как и английского – вдобавок к русскому, разумеется, – говорят о том, что она принадлежала к основному в Балтийском регионе германскому населению и была образованна. Судя по сохранившимся фотографиям, она была крупной и малопривлекательной женщиной; и, учитывая дальнейшие события, ее внешность сыграла роль в том, как относился к ней Фредерик.

Продолжая работать в «Яре», Фредерик стал готовиться к следующему большому шагу в своей жизни, который, вероятно, был у него на уме вот уже несколько лет. Чаевые, что он получал на работе, были по-прежнему щедрыми, и у него накапливались значительные сбережения; фактически у него было теперь больше денег, чем когда-либо в жизни. Пришло время решать, что делать дальше – продолжать ли, по примеру Натрускина, работать до увольнения на пенсию, что было бы безопасным путем, или же пойти на осознанный риск, как Судаков, и вложиться в собственное дело. Фредерик принял решение последовать примеру Судакова – и своего отца – и сделать ставку на свои навыки и энергию.

Коммерческие риски, перед которыми стоял Фредерик, были неотделимы от еще больших, угрожавших всей стране, хотя та энергия, с которой он реализовывал личные амбиции, говорит о том, что он верил: Россия как-нибудь да выкарабкается. Революция 1905 года выявила хрупкость общественно-политической системы в Российской империи, и то, что случилось тогда, могло случиться вновь. Хотя терроризм в 1908–1910 годах пошел на убыль по сравнению с прошлыми годами, в этот период все же было убито более 700 правительственных чиновников и 3 000 гражданских лиц (включая и ужасное убийство влиятельного премьер-министра Петра Столыпина в 1911-м). Забастовки рабочих, требовавших политических и экономических реформ, упали в 1910 году до минимального уровня за несколько лет: в 2 000 выступлений, преимущественно небольших, участвовало всего около 50 000 рабочих. Но это относительное затишье едва ли означало, что глубинные проблемы страны были устранены, несмотря на экономический подъем, начавшийся около 1910 года. Забастовки усилились на следующий же год, и их число и величина достигнут критических размеров к 1914-му, в то время как правительство будет и дальше подавлять рабочих слепой, глупой силой. Особенно страшный инцидент произошел в 1912 году, когда войска открыли огонь по тысячам мирных демонстрантов – золотодобытчиков в Сибири, в результате чего погибло 147 человек. Дума потребовала тщательного расследования, но из этого мало что вышло. К тому моменту истории страны ничто не могло развеять впечатления, что царское правительство находилось в состоянии опасной, даже катастрофической растерянности.

Однако эти угрозы, мерцающие и рокочущие вдали, нимало не ослабляли страсти москвичей к кутежам. С наступлением второго десятилетия XX века, как отмечали многие наблюдатели, горожане стали искать удовольствий с возросшим неистовством. Фредерик видел, как люди вокруг делают деньги, и был готов взяться за дело сам.

Глава 4

Первый успех

В ноябре 1911 года московские любители ночных развлечений узнали волнующую новость: следующей весной «Аквариум» возобновит работу под управлением новой администрации. После того как четыре года тому назад Омон сбежал с деньгами работников, заведение больше полудюжины раз переходило из рук в руки – по сложной цепочке аренд и субаренд. Некоторые антрепренеры начинали неплохо, но, даже несмотря на то, что это была одна из самых больших и востребованных зеленых зон в городе, их успех всякий раз был недолог. Журналистам, следившим за московской театральной жизнью, казалось, будто Омон наложил проклятие на всякого, кто попытается возродить «Аквариум».

Дополнительным сюрпризом был апломб малообещающего трио, принявшего заведение, ни один из членов которого прежде не участвовал в той игре с высокими ставками, какой являлась ночная жизнь Москвы. Двое из них были русскими: Матвей Филиппович Мартынов, предприниматель, и Михаил Прокофьевич Царев, бывший буфетчик, поднявшийся до должности метрдотеля «Аквариума» при бывшей администрации. Третьим был Фредерик, хорошо знакомый с завсегдатаями «Яра» и называвший себя теперь Федор Федорович Томас.

Это деловое начинание было для Фредерика следующим большим шагом в процессе пересоздания себя. Чтобы стать антрепренером, ему пришлось отказаться от защищенности, которую давала очень хорошо оплачиваемая работа, и подвергнуть риску с трудом заработанные деньги и семейное благополучие. Но была еще и более глубокая перемена. Взяв себе русские имя и отчество, он изменил саму точку зрения, с которой его воспринимал мир. Это оказалось чем-то большим, нежели стремление приспособиться, соответствуя интересам московского делового мира; это стало частью индивидуальности Фредерика даже внутри его семьи. Двое из его внуков, которые сейчас живут во Франции, не знали его американского имени. Они считали, что Федор – единственное имя, какое у него было, потому что так всегда его называл их отец, первый сын Федора, в семейной устной истории.