Читать книгу "Земля волшебника - Лев Гроссман"

Нужно, однако, где-то жить, придумать какой-то план, узнать все, что возможно, о ниффинах. Все упирается в деньги; он заработает их, расколов эти чары, но для этого им нужна помощь со стороны. К сожалению, единственный маг, приходивший на ум, жил далеко, на другом континенте — хорошо, правда, знакомом как Квентину, так и Элис.

К предложению навестить Антарктиду Плам поначалу отнеслась без энтузиазма. Там холодно, и добираться сложно, а профессор Маяковский большой мудак. Но она была энтузиасткой по жизни, и Квентин ее быстро уговорил. Это же приключение, и гусыней ей быть понравилось.

— Хотя почему гусыней? Мы можем стать кем захотим!

— Я вообще-то думал о путешествии в человеческом облике. Самолетом.

Плам уже гуглила в своем ноутбуке.

— Сейчас-сейчас. Какая из перелетных птиц самая быстрая?

— Аэроплан.

— Тоже мне маг! Вот, смотри: дупель называется.

— Ты уверена, что он существует в природе? Похоже на картинку из Льюиса Кэрролла.

— «Отмечено, что несколько особей пролетели 6760 километров без остановки за двое суток». Это цитата.

— Угу Из Википедии, — съехидничал Квентин, но через плечо Плам все-таки посмотрел. Вот он, дупель: болотная птичка в форме яйца. Длинный клюв и бурые зигзагообразные полоски, как на морской, не особенно редкой раковине. На супергонщика не очень похож.

— «Самки дупелей в среднем значительно крупнее самцов».

— Для начала нам понадобится их ДНК. Вряд ли мы сможем превратиться, опираясь только на фото из Википедии.

— Почему? У них высокое разрешение.

— Все равно. А мороз? Эта птичка, похоже, не предназначена для антарктических перелетов.

— В том полушарии еще лето.

— Все равно.

— Ну, заладил. — Плам надулась и опять просветлела. — Слушай, чего мы на птицах зациклились? Можно же в рыб превратиться или в китов… синих.

— А что будем делать, когда доплывем до Антарктиды?

— Продолжим плыть подо льдом.

— Это тебе не Северный полюс. Антарктида — материк, сплошной скальный грунт под снегом.

— Тебе видней, Нанук.[12] Или он тоже на севере?

Вообще-то мысль о синем ките запала Квентину в голову. Во-первых, круто, во-вторых, безопасно: их промысел запрещен, и естественных врагов у них нет — ну, разве касатка встретится. Со скоростью, правда, хуже. Самые быстрые среди китообразных, они еле ползут по сравнению с большинством птиц, не говоря уж о дупелях. Синий кит на длинных дистанциях развивает максимум 20 миль в час, такими темпами они два месяца пилить будут.

— Не думаю, что мы сможем взять отгул так надолго, — сказал он.

— Да… хотя жалко. Еще одна мечта умерла на корню.

В конце концов они нашли компромисс. Долететь самолетом до Ушуайи на Огненной Земле, самого южного в мире города — она жмется к заснеженным горам Мартиаль, будто боясь сползти в ледяные воды пролива Бигл. Оттуда, через пролив Дрейка, можно следовать уже в качестве синих китов.

Летели они без багажа, из аэропорта взяли такси до океанского берега. С бетонного причала пролив Бигл, серая полоска воды с ледниками по бокам, и впрямь казался очень холодным, но не обращаться же в китов прямо на суше.

Будь они туристами, рыбаками-спортсменами или контрабандистами, самым разумным было бы нанять катер. Будучи магами, они дождались полуночи, произнесли нужные заклинания и пошли по водам пешком.

Через прибой идти было трудновато, но потом они вошли в ритм. На воде их держала только обувь — потеряв равновесие, они сразу бы вымокли. В паре сотен ярдов от берега, когда городские огни начали отдаляться, стало тихо, темно и ужасно холодно.

— По-моему, это кощунство, — сказала Плам. — Такое только Иисусу дозволялось творить.

— Не думаю, что он был бы против.

— Откуда ты знаешь. — Плам сосредоточилась на ходьбе: это напоминало передвижение по надувному замку на детской площадке. — Понравилось тебе в Южном Брекбиллсе?

— Не то чтобы понравилось, но польза была. Я там многому научился.

— Ага. В зверей превращаться было прикольно.

— Точно. Вас в кого превращали, в лис?

— Не-а. В медведей, в тюленей. Лис почему-то больше не практикуют.

В самолете Южный Брекбиллс казался очень далеким, но теперь он, отделенный от них только проливом Дрейка, сильно приблизился, и воспоминания о нем ожили. Какими невинными они с Элис были тогда — даже после того, что случилось с ними в лисьем обличье. Как не умели справляться с большими, обжигающими, неодолимыми чувствами. Жаль, что это не может повториться теперь, когда он стал сильнее и опытнее.

Нет, не так. Гораздо больше жаль, что Элис теперь нет рядом, но он непременно ее вернет.

— А соревнования, кто скорее доберется до полюса, вам устраивали? — спросила Плам. — Спорю, что ты участвовал.

— Факт.

Плам, похоже, уже не терпелось туда вернуться.

— Спорю, ты первым пришел.

— А вот тут ты проспорила.

— Ха-ха! — Ее смех затерялся в волнах. — Чтобы великий профессор Колдуотер так облажался? Кто же тебя побил?

— Маг посильнее меня. Ты-то, конечно, выиграла.

— А то нет. Оторвалась на целую милю.

Взошла неестественно яркая фосфорная луна, но черные воды не столько отражали, сколько поглощали ее. Маги делали большие шаги, переступая через волны, которые здесь были намного выше. Немногие освещенные окна Ушуайи, где жизнь затихала около десяти вечера, казались невероятно уютными. Между прочим, если все пойдет по плану, то их полярное обмундирование, парки и термобелье, пропадет безвозвратно.

Они зашли уже на полмили в пролив — по морским картам, которые смотрел Квентин, более чем достаточно. Остановились, закачались не в такт на воде. Заклинания постарались приготовить заранее. Квентин глубоко подышал, расправляя плечи. Маги редко гибнут от собственной магии, но рассказы об этом начинаются, как правило, именно так.

— Ну что, рванули?

Плам прикусила губу.

— Рванули.

Квентин открыл пластмассовый контейнер. Мерзкая на вид масса внутри была замешана на порошке, соскобленным с безделушки из китовой кости, купленной в антикварной лавке. Оба обмакнули в нее два пальца и помазали лоб.

— Надо бы разойтись подальше, — заметила Плам. — Мы сильно увеличимся, если это сработает.

— Верно.

Они разошлись, точно перед дуэлью, и обернулись лицом в одну сторону. Квентин напрягся, помня, каким неприятным процессом было превращение в гуся. Он вскинул руки и стал медленно опускать их, как дирижер, дающий знак к началу симфонии Малера.