Читать книгу "Наваждение - Мелани Джексон"

— Ты прав. И мне очень жаль, что все так вышло. Я надеялась, что удастся не втягивать тебя в это… дело.

— Очень сомнительно, чтобы у тебя это получилось.

— Теперь и я начинаю сомневаться. Наверное, это только к лучшему. — Она тряхнула головой. — В первую очередь ты должен знать, что никакая я не Серафина Сандовал из Калифорнии, а была и являюсь до сих пор Нинон де Ланкло из Парижа.

От неожиданности Мигель чуть не споткнулся. Может, для божества это и ничего не значило, зато на Мигеля произвело впечатление.

— Та самая Нинон де Ланкло? Женщина, которая в семнадцатом веке научила французов искусству любви? Которая правила пьесы Мольера, давала советы кардиналу Ришелье, обучала Вольтера, боролась за права женщин и была любовью всей жизни философа Сен-Эвремона?

— Да. C'est moi.

— Мать честная!

Он от души расхохотался, снова взял ее за руку и повел из пещеры. По телу пробегали небольшие электрические разряды, когда он вот так дотрагивался до нее, но теплее от этого не становилось.

— Хочешь услышать самую смешную часть рассказа? — спросила она, не разделяя его веселья.

— Да, черт возьми! Никогда не упускаю возможности хорошо посмеяться. Особенно если собираешься умереть.

Она никак на это не отреагировала.

— Человек, который меня преследует и с которым так хочет встретиться твой отец, — граф де Сен-Жермен. А его отцом был человек, которого все знают как доктора Франкенштейна.

Она выдержала паузу. Видя, что Мигель настолько потрясен, что потерял дар речи, она добавила:

— Его настоящее имя Иоганн Диппель. Он создал меня. Я — одно из его… творений. Он напичкал меня какими-то препаратами, а потом пропустил через меня заряд электрического тока во время грозы. И после этого я прожила уже не одно столетие.

Наконец они вышли под очищающие солнечные лучи. Мигелю уже было не до смеха.

— Да уж, резкий переход, ничего не скажешь, — заметил он. — Смею предположить, что правда тебе уже известна. Собственно, поэтому ты сейчас здесь.

— Да, но расскажи все сам. Думаю, будет лучше, если мы выложим карты на стол.

Они стояли лицом друг к другу, подставив лица живительным солнечным лучам. Оба были очень бледны.

Мигель медленно рассказывал:

— Я сын бога смерти, который превратил мою мать в вампира вместе с останками других женщин, умерших при родах. Я до сих пор не перевоплотился только потому, что он не довел обряд до конца. Наверное, побоялся, что из меня получится слишком сильный вампир. Поэтому если мы не найдем выхода из сложившейся ситуации — например, реактивный самолет на северный полюс или акт коллективного самоубийства, — то ты станешь моей первой жертвой. Д. З. не шутил, когда говорил, что все свершится этой ночью. Поверь, лучше умереть, чем подпустить меня к себе.

Первое убийство? Первая жертва? Первая пища? Нинон не стала уточнять.

— Моя инициация, — мягко пояснил он, словно в ответ на ее мысли. — Но хотелось бы уточнить. Если ты думаешь, что это будет картинное соблазнение по всем правилам киношного жанра, то ошибаешься. У нас нет стильных маленьких клыков для прокусывания шеи. Это не наши методы… питья. Ты мудрая женщина и наверняка в большой беде, раз пришла сюда, но поверь — тебе не захочется становиться одной из жертв, принесенных Дымящемуся Зеркалу. Или мне.

Она уставилась на одинаковые порезы у него на щеках и наконец-то догадалась, откуда они взялись. Она с трудом сдержалась, чтобы не вздрогнуть при мысли о том, как язык божества пронзает плоть, оставляя в ней прорези. Мигель был прав. Она совершенно не хотела становиться жертвой Дымящегося Зеркала. Однако других вариантов не оставалось. Все остальные направления, по которым она искала, завели в тупик. Он был единственным, кто мог ей помочь.

— Не его, но твоей, — ответила она.

«Если только ты не начнешь высасывать мой мозг, — добавила она про себя. — Сможешь ли ты настолько себя контролировать?»

Его глаза округлились, и он облизал внезапно пересохшие губы. На его лице отразилось смешанное чувство страха и вожделения. Возможно, он и научился сдерживать монстра, гложущего его изнутри, но тот по-прежнему был жив и жаждал пищи.

— Я-то смогу, но секс того не стоит, — сказал он.

— Еще как стоит! — возразила она. — Но мне хотелось бы избежать самой кошмарной части. Послушай, я надеюсь, у тебя не такое… жало, как у отца, и это значительно облегчит мне участь, так ведь?

Такое жало нигде не спрячешь, разве что в штанах.

— Да. У него оно довольно внушительное, прямо на кончике языка. Мое не сравнится. Хотя проникает достаточно глубоко, чтобы добраться до артерии. А по поводу всего остального… Можешь не волноваться, — заверил он. — Я никогда с тобой так не поступлю.

И все же она волновалась. Под «всем остальным» подразумевались ее мозги. Его вера в собственные силы была весьма трогательной, но он никогда не испытывал себя на практике.

— Это больно? — спросила она с напускной тревогой, на случай, если божество сейчас их слушало. Ей в этой ситуации положено было переживать.

— Боюсь, что да. По крайней мере, мне было больно, — ответил Мигель. — Но, думаю, он специально сделал мою инициацию более болезненной. Он хотел отомстить. Я был мертв, когда он обратил мою мать ко тьме. Ему не нужны были мальчики от его женщин. Существует легенда, где говорится о соперничестве между отцом и сыном, которое не может быть улажено мирным путем. Один из нас должен умереть. Я не разобрал всего, что написано на каменных скрижалях, которые я поднял со дна, но суть в следующем: наличие в наших генах несовместимых аминокислот исключает благополучный исход.

— Но ведь ты жив. Наверняка есть объяснение, почему он до сих пор тебя не убил.

Это тоже говорило в пользу силы Мигеля, что не могло не радовать. Но он должен быть очень сильным.

— Жив? Ну да, в некотором роде, — усмехнулся он. — Я никогда не мог понять, почему он оставил меня в живых. Возможно, он думал, что, постепенно теряя человеческий облик, я буду больше страдать. Он просто сдвинут на страданиях — естественно, пока речь идет не о его собственных.

— Ну конечно. Порочность — привилегия богов.

Она задышала медленнее — от учащенного дыхании боль в груди только усиливалась. Теперь после каждого приступа кашля на ее носовом платке расцветали красные маки. Черт… Она надеялась, что божество не обмануло хотя бы насчет грозы. Ей срочно нужно восстановиться. С каждым часом слабость и боль становились все сильнее. А самообладание, напротив, таяло.

Мигель смотрел пристально, видимо, прикидывая, с чего это у нее вдруг началась «ломка». Она поднесла палец к губам, приложила вторую руку к уху и покачала головой. Одними губами она произнесла: «Позже».

— Ты так спокойна… — сказал Мигель, еле заметно кивая в знак того, что понял: она боится, что их подслушивают.