Читать книгу "Солдатский долг. Воспоминания генерала вермахта о войне на западе и востоке Европы - Дитрих фон Хольтиц"

Солдаты уже стояли перед противником, когда мы получили от командующего приказ, заставивший нас вздрогнуть. Мы должны были прекратить атаку и отойти на север Бельбекской долины. Все дивизии отводились назад, потому что противник высадился в Феодосии и Евпатории (а также Керчи), и следовало выделить войска для отражения десанта и продолжить зачистку и оккупацию Крыма. Этот безжалостный приказ вынуждал нас оставить находившуюся в каких-то 70 метрах от самого важного укрепления позицию, завоеванную нами с таким героизмом, ценой стольких потерь. Нам приходилось отойти почти на исходные позиции, откуда мы начинали свою атаку.

Наши солдаты молча согласились с этим решением, которое невозможно было изменить. Под прикрытием артиллерии, уставшие, подавленные, поколебленные в своей вере в командование, однако исполнительные, они оставили сектор, который захватывали метр за метром на протяжении последних полутора месяцев. 17 декабря дивизии северного участка фронта под Севастополем начали штурм; 1 января 1942 года началось наше отступление.

Вокруг осажденной крепости

Нас осталось мало, и тем большего восхищения заслуживают те, кто составили теперь ядро нового полка. Оборонительные бои спаяли часть, и через полгода эти люди дадут свой последний и победный бой в Севастополе.

В следующие месяцы защиту наших позиций обеспечивала артиллерия. На следующий же день после нашего отхода она снова была на позициях. Я сам наблюдал в перископ, как русские осторожно продвигались по оставленной нами территории, удивляясь, что так легко ее вернули.

Думаю, я был не вправе требовать от моих изнуренных людей немедленно вернуться на позиции, которые даже не существовали. В конце концов оборону я поручил подошедшим подкреплениям, предоставив командование их офицерам. Остатки полка были отведены для отдыха на 10 километров от фронта. В татарской деревушке люди получили возможность залечить физические и душевные раны, нанесенные прошедшими неделями. Командование принял самый старший командир батальона. Сам я, потеряв за время наступления 20 килограммов, выбил себе четырехнедельный отпуск в Германии.

Теперь начиналось тяжелое сражение с природой, поскольку следовало вырубить в каменистом грунте траншеи, установить проволочные заграждения, оборудовать артиллерийские позиции и подземные убежища. Ледяной ветер еще больше усложнял жизнь наших людей, и тем не менее наша судьба на диких высотах Бельбека была лучше участи наших товарищей из групп армий «Центр», «Север» и «Юг», сражавшихся на Восточном фронте севернее. Москва, Тихвин, Таганрог – вот вехи, о которых нельзя промолчать.

Здесь, на Восточном фронте, солдат, стремительно шедший вперед, стал проявлять признаки усталости. Вот уже некоторое время, хотя лишь в своем узком кругу, мы высказывали свои сомнения. В первую очередь мы выражали недовольство завышенной оценкой роли технических родов войск. Своим следствием это имело некоторое пренебрежение к пехоте, хотя, выполняя самые тяжелые задачи, она заслуживала лучшего к себе отношения. Ей выделялось недостаточно боевых средств и, главное, людей, необходимых для поддержания в ротах боевого духа. Все реже и реже видели мы людей того типа, из которого выходили командиры подразделений автоматчиков и ударных групп. Мы открыто говорили о недостаточном количестве таких подразделений, поскольку в основном пехота по-прежнему была во ору жена винтовкой образца 1898 года[37]. Негибкая внутренняя организация полков также указывала на то, что Верховное командование не оценивало пехотинца так, как он того заслуживал. В начале войны ротой командовал капитан – человек уже не молодой, получивший первоклассную подготовку, прирожденный лидер. Теперь, после крупных потерь в офицерском составе, ею, как правило, командовал молоденький лейтенант, прежде командовавший лишь взводом, еще не совсем сформировавшийся как личность, из-за чего он не мог иметь достаточного авторитета в глазах своих подчиненных. И часто бывало так, что ему не удавалось выполнить поставленную задачу.

Из всего этого мы сделали выводы и в ходе подготовки к решительному штурму Севастополя реорганизовали наш полк. Численность личного состава рот была доведена до 75 человек. Посоветовавшись с заместителями командиров батальонов, мы отобрали по два человека в каждом взводе в качестве кандидатов на должность заместителей командиров отделений, прибывших из тыла на пополнение. Также мы старались хотя бы частично компенсировать недостаток квалификации у офицеров, давая им усиленную подготовку. Наши люди каждый день упражнялись в стрельбе боевыми патронами, что намного безопаснее, чем учиться этому на фронте; это давало им уверенность в себе под огнем и помогало свыкнуться с их оружием.

Кроме того, мы сформировали четвертый батальон. Он гарантировал нам возможность менять подразделения в будущих тяжелых боях и затыкать бреши, образовывающиеся в рядах других батальонов. Раз в десять дней подразделения отводились в тыл и рассредоточивались по базам, где специалисты обучали солдат различным формам боя. С целью поддержания корпоративного духа устраивались ротные праздники, поощрялись встречи между офицерами и унтер-офицерами. Также мы приглашали лекторов, потому что мозг тоже требовал развлечений.

Резервы готовились на специальных сборных пунктах лучшими офицерами и унтер-офицерами. Со многих точек зрения эта мера оказалась очень удачной. Я всегда старался оставлять как можно меньше людей на оборонительных позициях, где они скучали и тупели. Я предпочитал держать их под рукой на опорных пунктах, расположенных в глубине обороны, где они могли восстановить силы, снять нервное напряжение, отдохнуть физически и морально.

Сначала мы сосредоточили все внимание на подготовке рядового бойца и, пользуясь накопленным за прошедшие годы опытом, учили его всему, что могло помочь ему выжить. Но скоро мы занялись и подготовкой командиров рот. В просторных подземных помещениях мы проводили обучение на сделанных из песка макетах местности, которую нам еще предстояло завоевать. Также у нас были прекрасные аэрофотоснимки, сделанные с самолетов.

Отступив, полк удержал узкую полоску земли в неприятельском секторе южнее Бельбекской долины и северо-западнее Камышлы. Эта позиция должна была стать трамплином для нового наступления. Мы видели в ее наличии серьезное преимущество, и дальнейшее развитие событий подтвердило наше мнение.

План атаки был разработан со времени зимнего наступления. Мы планировали снова наступать на форт «Сталин» через Бельбекскую долину по широкой дороге, идущей с севера на юг. Атака должна была вестись с помощью опорных пунктов, которые мы устраивали бы впереди, вгрызаясь в глубокую оборону противника, создавшего там бесчисленное количество укрепленных огневых точек. Нам придали артиллерию среднего, крупного и особо крупного калибров, а также орудия с повышенной дальностью стрельбы: тяжелая 305-мм гаубица «Шкода» (стрелявшая снарядами весом 287 или 382 кг на дальность 11 300 или 9600 м) и орудия на железнодорожном ходу[38]. План наступления пехоты был тщательно разработан во всех деталях. План действия артиллерии был выработан при участии лучших артиллеристов германской армии.

В этот период всякий раз, когда я обращался к обучению моих людей или к урокам тактики на макете и к совещаниям по использованию артиллерии, меня охватывало чувство глубокой подавленности. Я все время внушал уверенность людям, за чьи жизни нес ответственность, но их будущая участь вызывала у меня нехорошие предчувствия. Конечно, я знал, что мы, офицеры, смогли обучить свой полк, выковать из него боевое орудие, которое нас не подведет и с которым мы достигнем поставленной цели. Я не имел контактов с другими полками нашей дивизии и соседней, но у меня не было оснований сомневаться в том, что и они делали все возможное и невозможное для успеха предстоявшего наступления. И тем не менее я не видел ничего разумного в этом масштабном замысле. Ну, одержим мы еще одну крупную победу. Возьмем мощную крепость, выиграем сражение, но не войну, и путь наш будет усеян крестами на могилах наших солдат. И этот горький вывод, к которому я пришел, не давал мне отныне покоя. Однако, несмотря на эти размышления, у меня ни на мгновение не возникала мысль обмануть доверие моих людей ко мне и бросить их накануне тяжелого испытания. Я никогда не жалел об этом своем решении и не жалею о нем сегодня, когда мне известны ужасы проигранной войны. И если бы я снова оказался перед тем же выбором, я бы поступил бы так же, как поступил.