Читать книгу "Кто и куда ведет Россию? От харизмы до маразма - Владимир Фортунатов"

Главным борцом против бесов от имени Ф. М. Достоевского выступил Д. Рогозин. Он, как и Достоевский, начинал с оппозиции существующему режиму. Но до настоящего «беса» не дорос: перешел на удобную государственную службу с размещением в приятном городе Брюсселе.

Обсуждение имени Достоевского в студии РТР совсем приобрело было исключительно антибесовской характер, если бы умнейший С. П. Капица не предложил собравшимся поселиться в доме «по Достоевскому». Добровольцев не нашлось!

В советские годы основные герои Достоевского не предлагались в качестве образцов для подражания. Про таких героев не скажешь словами поэта Николая Тихонова: «Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей». Некоторые герои Достоевского, особенно «на примере романа „Преступление и наказание“», рассматривались как жертвы обстоятельств, социальной среды, российского капитализма. В действительности же сам писатель, если читать внимательно его романы, причины различных драматических ситуаций видит в самих людях.

«Карамазовщину» Достоевский рассматривал как русский вариант болезни европейского человечества, болезни цивилизации. Он считал, что человечество утратило нравственные ценности, отреклось от духовных идеалов. Результатом стало равнодушие, одиночество, ненависть к жизни.

Про гибель западной цивилизации, «закат Европы», падение нравственности в последней трети XIX – начале XX в. не писал только ленивый. Об этом говорится в книге «Россия и Европа» известного мыслителя Н. Я. Данилевского, которая вышла еще при жизни Федора Михайловича. На Западе в этот период абсолютно возобладал принцип «Человек человеку – волк». Те, кто подобно Раскольникову считали себя выше других, без особых колебаний брали в руки топоры, крушили человеческие судьбы. И в России в то время людей с топорами было достаточно. Но Достоевский создал образ кающегося и сомневающегося Раскольникова. «Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком», – писал Ф. М. Достоевский брату.

Но не только познание человека сделало Ф. М. Достоевского всемирно популярной фигурой. Для многих в России и за ее пределами было важно понимание окружающего мира человеком, который сам прошел сложный путь духовного развития.

«Будучи религиозным человеком, он был вместе с тем вполне свободным мыслителем и могучим художником. Эти три стороны, эти три высшие дела не разграничивались у него между собою и не исключали друг друга, а входили нераздельно во всю его деятельность. В своих убеждениях он никогда не отделял истину от добра и красоты, в своем художественном творчестве он никогда не ставил красоту отдельно от добра и истины. И он был прав, потому что эти три живут только своим союзом. Добро, отделенное от истины и красоты, есть только неопределенное чувство, бессильный порыв, истина отвлеченная есть пустое слово, а красота без добра и истины есть кумир. Для Достоевского же это были только три неразлучные вида одной безусловной идеи. Открывшаяся в Христе бесконечность человеческой души, способной вместить в себя всю бесконечность божества – эта идея есть вместе и величайшее добро, и высочайшая истина, и совершеннейшая красота. Истина есть добро, мыслимое человеческим умом; красота есть то же добро и та же истина, телесно воплощенная в живой конкретной форме. И полное ее воплощение уже во всем есть конец, и цель, и совершенство, и вот почему Достоевский говорил, что красота спасет мир», – говорил в своей речи о Достоевском в феврале 1882 г. философ Владимир Соловьев.

История многократно и до, и после Достоевского показывала, что отвлеченные религиозно-философские рассуждения и реальная повседневная жизнь часто расходятся очень далеко друг от друга. Добру трудно приходится без кулаков. Истина и правда девальвировались в мегабайты информации. Красота стала обычным товаром. А на слезах детей спекулируют все кому не лень – от производителей рекламы до политических деятелей, не забывающих при этом перекреститься.

Похоже, Достоевский так высоко поднял «планку» своих требований к человеку, что дотянуться до нее никогда не удастся.

Симфония, какофония или цезарепапизм?

Священство выше царства.

Патриарх Никон (середина XVII в.)

Одним из самых ярких и интересных участников телевизионной дискуссии был митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (в миру – Владимир Гундяев), ставший 27 января 2009 г. Патриархом всея Руси. В выступлениях эрудированного, умного пастыря и блестящего оратора чувствовался большой интерес к теме и стремление обозначить позицию Православной церкви. Однако даже такому сдержанному и культурному полемисту, каким проявил себя митрополит Кирилл, не удавалось скрыть раздражения и, мягко говоря, неприязни, когда речь заходила о деятелях, с которыми у Русской православной церкви остались свои счеты.

Сильные правители обычно не нуждались в одобрении, похвалах, а тем более в санкционировании своей деятельности со стороны кого бы то ни было. И в отношении Русской православной церкви вели себя довольно бесцеремонно, руководствуясь по преимуществу утилитарными, экономическими соображениями.

Первым замахнулся на имущество Церкви Иван III. Но Церковь пригрозила анафемой. Обстановка была сложной. У Ивана III случился инсульт, и первый акт секуляризации церковной собственности не состоялся.

Иван Грозный осуществил «инвентаризацию» церковного имущества и изъял ценностей в размере годового бюджета Английского королевства в середине XVI в. По приказу Ивана Грозного Малюта Скуратов лично задушил митрополита Филиппа Колычева. Митрополит осмеливался осуждать развратный образ жизни и террористическую внутреннюю политику Ивана IV. Сколько при Иване IV было казнено священников – никто, похоже, не считал. Но что не позволено В. И. Ленину, то вполне допустимо для первого русского царя. Во всяком случае в телевизионной дискуссии любые факты зверств Ивана Грозного его «адвокат» художник И. С. Глазунов сразу же стремился опровергнуть или поставить под сомнение. А про поговорку «Черного кобеля не отмоешь добела» так никто и не вспомнил.

Петр I поставил под государственный и свой личный контроль монастырские земли. Он создал Монастырский приказ, заложив тем самым предпосылки для последующей секуляризации значительной части церковного имущества. Он без колебаний снял колокола с многих церквей, так как пушки были важнее в условиях шедшей Северной войны. Петр I сильно обидел духовенство, распространив на него принцип единонаследия. Только один сын священника мог наследовать его приход. Остальные должны были либо записаться на государственную службу или стать государственными крестьянами. Петр Великий (с 1721) после смерти в 1700 г. патриарха Андриана долго раздумывал над тем, что делать с Русской православной церковью. И в 1721 г. создал Синод, орган государственного управления церковью во главе с государственным чиновником – обер-прокурором. Церковь была поставлена под жесткий контроль государства. Священникам было вменено в обязанность не считаться с тайной исповеди в тех случаях, когда во время исповеди они услышат что-либо, угрожающее, по их пониманию, государственной безопасности. Митрополит Кирилл в своем телевизионном обращении в день обсуждения имени Петра I не мог скрыть своего ярого неприятия данного правителя, которого многие современники за отношение к церкви называли Антихристом. Но от контингентов царских войск для расправ с раскольниками Русская православная церковь не отказывалась.