Читать книгу "Тайна прикосновения - Александр Соколов"

— Можно войти?

Паша легонько кивнула и пошла в комнату.

— Аня, пойди встреть гостя. Пусть побудет с Борькой часик, а потом уходит. Я на кухню.

— Паш, а может, пусть посидит с нами? Ведь не чужой человек.

— Пусть посидит с вами и уходит! — почти выкрикнула Паша.

На кухне возле стола сидели две женщины без возраста и профессий (одна из них работала в подсобке продмага, другая уборщицей), обе в халатах, на головах бигуди. На столе бутылка водки, в тарелках холодец.

— С праздником вас, соседки!

Женщины мгновенно оживились, их глаза переключились на новый объект, появившийся на кухне, и они наперебой стали отвечать на поздравление, прощупывая посоловевшими глазами молодую маму. Если и бывают антиподы в природе, то не всегда они собираются за одним столом вместе.

Мария — небольшого роста, дородная, со вторым подбородком, в вечно расстёгнутом на животе, заплатанном халате, её голос, не умолкая, грохотал в коридорном пространстве. Однажды Паша вышла из комнаты, чтобы поинтересоваться, кого распекает трубный глас Марии. Соседка оказалась в кухне одна и ругалась вслух на каких-то известных только ей обидчиков.

Полина — худая, высокая особа с острыми бегающими глазами, казалось, всегда озабочена одной идеей: как восстановить справедливую ясность во всём, что касалось её окружения. Она непрестанно курила папиросы, и Паше приходилось терпеть этот табачный смрад.

— Ктой-то к нам пожаловал прям под Новый год, Пашуня? — спросила Полина.

— Да кто ж ещё, поди, этот паршивец. — начала отвечать за Пашу Мария.

— Ну, вот что, соседки, разберитесь сначала со своими паршивцами, если они у вас есть! — решительно оборвала женщин Паша. — А я сама как-нибудь.

Паша подняла руку, чтобы достать спички с полки, и увидела в дверях Ивана. Он стоял в наглухо застёгнутом полувоенном френче с накладными карманами, широких галифе, белых войлочных бурках.

— Паша, можно тебя на минуточку?

В коридоре они остановились, и он положил ей руки на плечи:

— Ты можешь меня спокойно выслушать?

Паша резко отстранилась, открыла дверь в комнату.

— И слушать тут нечего! Ты пришёл к Боре? Вот с ним и разговаривай!

Боря возился с большим плюшевым медведем — новогодним подарком Ивана.

— Вы садитесь! Я на кухню! — бросила Анна и мгновенно испарилась.

Паша присела на стул, сложила ладони на коленях, смотрела на Ивана.

Лицо его похудело, осунулось, складка на переносице обозначилась резче, глаза горели лихорадочным блеском.

— Паша, пойми, всё это было несерьёзно.

— А, понятно! Стакан воды!

— Какой стакан? Ты о чём?

— Я о теории. Разве ты не знаешь такую? Странно! А ещё комсорг института! Её придумала Коллонтай.

Паша ещё раз глянула Ивану в глаза, и ей стало его жалко. Может, он действительно один? Всё так же кашляет, к врачу, скорее всего, так и не сходил. Оттого и такой худой. Наверное, там, в институте, тоже поёт песни, но уже с другими. Но как же? Как могли эти губы целовать кого-то, как эти руки могли обнимать другую? После всего, что между ними было?!

— Ваня! Ты забери шампанское и конфеты. Может, угостишь своих студенток. Спасибо, что зашёл, что Борьку не забываешь. Я провожу тебя.

* * *

В марте Паша обнаружила в почтовом ящике повестку из военкомата на своё имя, подписанную военкомом. Оказывается, такие повестки получили и многие её сокурсницы. В областном военкомате девушек собрали в учебном классе химической защиты. Военком, лысый полный мужчина лет пятидесяти, был краток:

— В настоящее время медицинский работник должен быть способен оказывать помощь не только в мирных условиях, но и в условиях войны. С этой целью мы организуем трёхмесячные военные сборы, где в боевых частях вам предстоит пройти стажировку. Мы специально отобрали студенток, имеющих за плечами опыт практической работы. За теми, кто работает, сохранится среднемесячный оклад, студентки автоматически переводятся на следующий курс, с последующей сдачей экзаменов в течение учебного года. Среди вас есть мамы, но если ваши дети достигли трёх лет и есть возможность присмотреть за ними родителям — надо проявить патриотические чувства. Кто не сможет участвовать в сборах именно по этим причинам, просьба написать заявление тут же.

Девушки расходились, но некоторые остались писать заявления. Паша задумалась. Она могла отказаться.

— Товарищ военком! А можно подумать до завтра?

— Как фамилия?

— Киселёва.

— Хорошо. Если завтра не будет заявления, будем Вас призывать.

Аня сегодня была в больнице, и Паша поехала к ней. По дороге, в трамвае, мысли одна за другой приходили ей в голову: возможно, эти сборы и есть выход из того, что делало её жизнь невыносимой? Ей надо забыть Ивана, а он часто приходит к Боре… Одно время она собиралась уехать в Карачан и устроиться на работу на своей родине. Бросить учёбу? Ни за что! К тому же сложилась невыносимая обстановка в больнице. Она прошла специальные курсы хирургических сестёр и теперь ассистировала лучшим хирургам клиники. Всё шло хорошо, пока у неё не испортились отношения с новым ведущим хирургом. Паша стала замечать, что он оказывает ей всяческие знаки внимания, что его улыбки и намёки носят вполне определённый характер. Может, она и нашла бы в себе силы отшутиться, уйти от неуклюжих ухаживаний несимпатичного ей человека, но в это время боль, нанесённая Ваней, была настолько сильна, что все мужчины казались ей не иначе, как павианами. Однажды она резко ответила на заигрывания холостяка-хирурга, и в сестринских кулуарах её стали называть «гордячкой», зазнайкой. Незаметно её оттеснили на второстепенные роли, и ей было обидно, что её лучшие качества стали никому не нужны только потому, что она вела себя не так, как нужно. Значит, то, что она знает и умеет, не имеет никакого значения?

Она вспоминала профессора Нэйтса, который обнаружил в ней способности, его тёплое отцовское отношение к учащимся. При поступлении она просмотрела фамилии всех преподавателей института, но фамилии Нэйтса так и не нашла. Потом она встретит сокурсницу по училищу, и та сообщит ей, что профессор оказался «врагом народа», что его забрали «соответствующие органы» и никто не знает, где он. Мысли о преподавателе часто приходили к ней, и в памяти оживал образ умного, проницательного человека и его слова: «Учитесь, Киселёва! Из Вас получится великолепный врач!» Именно эти запавшие в душу слова не дали ей уехать в Карачан, помогли найти в себе силы учиться дальше. Только сейчас она сильно устала. Ей необходима передышка, поэтому трёхмесячные сборы — спасительная возможность. Ваня стал приходить всё чаще. А как она могла ему отказать видеть сына? Ведь это их сын. А тут ещё Аня: «Пашуня, прости его. Может, ошибся человек. Ведь парень-то какой! Глаза добрые. Хитрости в нём — никакой!»