Читать книгу "Жена-незнакомка - Эмилия Остен"

– Спасибо, – бледно улыбнулась Жанна. – Но все-таки – пусть остается, как было.

– Хорошо. Я постараюсь развлечь вас обеих, чтобы вам не было грустно.

– Вы очень добры, – произнесла Элоиза, и на этот раз без всякой иронии.

Позже, когда женщины остались одни, мадам де Салль поинтересовалась осторожно:

– Тебе не кажется, милая моя, что твой супруг начинает понемногу оттаивать?

– Если бы он был глыбой льда – возможно, я бы и заметила, – ответила Жанна. – Однако он – живой человек. Кажется, он просто немного смирился с тем, что ему предстоит некоторое время заниматься не тем, чем привык.

Светлое нижнее платье нежно-голубого цвета, верхнее – цвета темной лаванды, расшитое маленькими восьмиконечными звездами, в середине которых поблескивали крохотные изумруды. Лиф верхнего платья застегнут на петлицы пуговицами, на которых красуется та же звезда, что и на ткани. Округлый вырез едва приоткрывает грудь – соблазн для мужчин и полное соблюдение приличий. Широкий отложной воротник украшен тончайшим кружевом ручной работы, кажущимся морской пеной. Волосы расчесаны на прямой пробор, укороченные пряди у щек завиты, а заплетенная сзади коса уложена короной. Над прической служанка трудилась два часа, и, когда Жанна посмотрела в зеркало, то не узнала себя. Незнакомка смотрела на нее оттуда, и весьма привлекательная незнакомка.

– Твой муж тебя не узнает, – заметила Элоиза. Она подготовилась раньше и теперь сидела в кресле, обмахиваясь веером и рассматривая воспитанницу.

– Может, это и к лучшему. – Жанна сунула ноги в легчайшие шелковые туфельки, украшенные бантами и розетками, и стояла смирно, пока служанка завязывала ленты. Туфельки были на низком каблуке и предназначались для воздушного скольжения по начищенному полу и танцев. В сад Жанна в них выйти не рискнула бы.

– К лучшему? Мужчины любят узнавать своих жен.

– А жены любят удивлять, и, надеюсь, приятно. – Она развернула веер, обмахнулась им, вспоминая, как делать это изящно. Жанна не слишком уважала всяческие безделушки, не носила много украшений, не любила подвешивать к поясу часы или зеркальца в дорогой оправе, как многие придворные дамы. О модах ей подробно рассказывала Элоиза, которая когда-то сама любила блистать. Но теперь мадам де Салль предпочитала платья темных оттенков и держалась в тени. Они никогда не говорили об этом, однако Жанна подозревала, что в душе Элоиза сильно страдает из-за своего обезображенного лица.

Для Жанны оно никогда не было безобразным. Она просто не видела отметин, что болезнь оставила на фарфоровой коже Элоизы. Однако большинство людей совсем другие, и можно понять, что мадам де Салль опасается насмешек, хотя и может ответить на них резко и остро. Вот только почти все обидные слова произносятся за спиной. Ты слышишь шепоток, знаешь, что говорят о тебе, а ответить не можешь. Гнаться же за обидчиком и пытаться ему что-то доказать очень глупо, и остается мерзкое чувство, будто тебе в туфли нагадили мыши.

Впрочем, ради воспитанницы Элоиза готова была на все. Она не хотела оставлять Жанну один на один с толпой, особенно на первом балу. Жанна редко бывала на подобных праздниках, в Руане семья де Кремьё не пользовалась популярностью и не получала приглашений в действительно богатые дома. Поэтому сестры бывали на танцах в основном у соседей, таких же знатных людей, балансирующих на грани бедности. Редко приезжал кто-то из Парижа, и это становилось событием. Потому Элоиза настаивала, что для Жанны это будет первый ее настоящий бал, и постаралась помочь, с тем чтобы устроить все идеально.

Раймон поджидал супругу в гостиной. Большие напольные часы громко тикали, отмеряя минуты, и казалось, что эти сухие щелчки и есть само время, обретающее таким образом плоть. Странно, обычно Раймон не задумывался о таких вещах. О них напоминали его лиственно-травяные сны, которые не оставили его в Марейле и исправно снились каждую ночь, принося надежду, что привычный образ жизни вернется. Но все же время тут шло иначе: более медлительное, чем на полях битв, оно вместе с тем непостижимым образом делалось и более объемным, вмещая в себя множество дел, слов и впечатлений. Раймон когда-то знал об этом эффекте и вот вспомнил снова. Понять бы еще, что делать с этим тягучим временем и на что его потратить.

Дела, впрочем, отыскивались. Возвращение хозяина не прошло незамеченным, и через полторы недели после приезда Раймон уже объехал свои владения, впитывая перемены и узнавая новости. Ему было еще тяжеловато сидеть на лошади, однако он держал спину ровно и не глупил – и все прошло как по маслу. Земля, такая знакомая и вместе с тем постоянно меняющаяся, щедро дарила летнее изобилие. Погода стояла прекрасная, время от времени шли дожди, не настолько сильные, чтобы побить посевы, и не настолько редкие, чтобы наступила засуха. Урожай обещал быть хорошим. Пшеница едва начала золотиться, яблоки в садах еще отсвечивали зелеными боками, однако пора созревания не за горами.

Раймон проводил много времени в кабинете, просматривая счетные книги, внося в них дополнения или отвечая на письма. Удивительное дело, в Марейль все эти месяцы приходила почта, несмотря на отсутствие хозяина. Сообщали о крестинах и свадьбах, о похоронах и приемах. Обычно ответами занималась Жанна, однако она устраивала бал, и Раймон сказал ей, что все сделает сам.

Несколько раз заезжал Бальдрик, и разговоры со старым другом были словно бальзам на рану. О по-настоящему тяжелых вещах они не говорили с первой встречи, однако общих воспоминаний и рассказов о старых друзьях хватало с лихвой. Бальдрика неизменно приглашали к обеду или ужину, и в его присутствии дамы становились веселее. Раймон подметил это: обе явно привыкли к присутствию барона де Феша, даже общими шутками успели обзавестись. Это вызывало у шевалье глухое беспокойство, которое он сам себе не мог объяснить. Но видя, как Жанна улыбается Бальдрику, или смеется в ответ на его остроту, или, того хуже, подхватывает сказанную им фразу, завершая ее, – Раймон скрипел зубами и думал о том, что хорошо бы барон сегодня пораньше уехал. Шевалье не хотелось признаваться в этом самому себе, однако ему становилось небезразличным внимание супруги. И когда Жанна награждала улыбкой его, это было словно подарок ко дню рождения.

Раймон уже много лет не получал подарков.

Он начинал понимать, о чем говорила Жанна, пытаясь воззвать к нему, и почему она хотела, чтобы они сделались, по меньшей мере, друзьями. Дружба с женщиной, оказывается, может быть не менее ценной, чем с мужчиной. До сих пор Раймон не задумывался об этом. У него бывали любовницы, а с последней он провел два года, только ему и в голову не приходило сделать ее подругой. Матильда была страстной женщиной, этого не отнимешь, однако шевалье вовсе не хотелось, дабы она шутила именно с ним в общем разговоре, к нему обращалась, когда у нее возникал вопрос, или же спрашивала его мнения, или же высказывала свое. Любовницы военных существуют для того, чтобы военные могли отдохнуть, вот и все. Раймон полагал, что жены тоже.

И, похоже, ошибся.

Жанна оказалась такой же, как в письмах. Раймон раньше думал: вот, в словах можно приукрасить себя, надеть какие угодно одежды – мудрости, кротости, доброты и даже ума, если схитрить, – но Жанна не лукавила вовсе. Те же интонации, что Раймон ловил в строках ее посланий, он слышал теперь в ее голосе. Только сейчас они были, как хорошее блюдо, приправлены ее живым присутствием, улыбкой и взглядом, и это оказалось… приятно. Он слушал ее с интересом, вот что. Раймон не мог припомнить, как давно в последний раз испытывал это чувство – что человек тебя действительно интересует.