Читать книгу "Вероника желает воскреснуть - Вадим Норд"

Александру хватало того, что он зарабатывал на то, чтобы прилично жить и немного откладывать. Впрочем, откладывал бы он при любом заработке, и не потому, что был скуп, а потому что был рассудителен и привык надеяться только на себя. Не совсем правильно проживать все, что зарабатываешь, нужно же иметь какой-то резерв на всякий чрезвычайный случай.

– Я уже говорила, что вы мягко стелете. – Александру показалось, что Алецкая улыбается. – Ох, не знаю, что и думать…

– Ждем вас завтра к десяти, Вероника Николаевна, – напомнил Александр.

Заодно и намекнул на то, что разговор пора сворачивать. И желательно насовсем, чтобы до утра больше не перезванивать.

– Я помню.

– И прошу вас – постарайтесь расслабиться и поспать.

– Расслабиться?! – иронично переспросила Алецкая. – Вы же сами запретили мне расслабляться!

– Я просил вас не употреблять спиртное и не курить, – напомнил Александр. – Но ведь существуют и другие способы. Можно принять ванну или посмотреть какую-нибудь веселую картину…

– Например, «День бабочки»? – тон голоса Алецкой как-то странно изменился.

– Почему бы и нет? – на автопилоте ответил Александр и осекся, вспомнив, что Вероника Алецкая сыграла главную роль в этой картине.

– Ха-ха-ха! – делано рассмеялась Алецкая, но смех вышел чересчур нервным, едва ли не истеричным. – Вот уж расслаблюсь так расслаблюсь!

В трубке раздались короткие гудки. Александр понадеялся, что это не случайное отключение, что Алецкая намеренно прекратила разговор и больше перезванивать не станет.

Алена за время разговора успела сварить кофе. Разумное решение – чашка кофе сейчас была более чем уместна. Халат (вариация на тему японского кимоно с вышитым золотом на спине иероглифом «счастье») был не просто накинут, а запахнут наглухо и крепко подвязан – пояс Алена затянула дальше некуда. Все ясно – на романтику сегодня можно не рассчитывать. И кофе – это не просто кофе и не просто угощение, а сигнал «пей и проваливай». Да, точно «пей и проваливай». На столике, придвинутом к дивану, сиротливо стояли две чашки и больше никакого угощения. Тревожный сигнал.

– Пациентка волнуется перед операцией, – бодрым голосом сказал Александр, садясь на диван и беря в руки дымящуюся чашку. – Пришлось успокаивать.

– Иногда я жалею, что я такая красивая. – Алена недобро сверкнула глазами. – Было бы мне что улучшить, я могла бы стать твоей пациенткой, и тогда ты уделял бы мне гораздо больше внимания.

– Гораздо меньше, – поправил Александр. – Наши отношения были бы строго деловыми.

– Почему?

– Потому что этика.

– А если бы у нас сначала были отношения, а потом я решилась бы на операцию?

– Тебя бы оперировал другой хирург.

– Не ты?

– Ни в коем случае. Родственников и близких знакомых лучше не лечить.

Окончание фразы «чтобы не корить себя всю жизнь, если что-то пойдет не так» Александр предпочел не произносить.

– Жаль. – Алена наконец-то вспомнила о своей чашке и взяла ее в руки. – А я-то надеялась…

– Тебе же нечего улучшать, – отозвался Александр.

– Всегда можно что-то найти. Например – углубить пупок.

– А надо ли? – засомневался Александр, по мнению которого пупок Алены в пластике нисколько не нуждался, впрочем, как и все остальное.

– Был у меня один поклонник, – Алена прикрыла глаза, словно переносясь в прошлое, – так ему нравилось наливать мне в пупок жидкий мед и долго его вылизывать…

Алена часто вспоминала своих бывших «поклонников», как она неизменно выражалась, и нельзя сказать, что Александру это нравилось. Нет, он не ревновал, а просто недоумевал – зачем вспоминать бывших при нем.

– Это, наверное, вкусно? – улыбнулся Александр. – А сколько меда помещается в пупок?

– В мой – пол-литра! – с вызовом ответила Алена.

Кофе допили молча, одновременно поставив чашки на стол. Александр не прочь был остаться у Алены на ночь, но она считала иначе, это было ясно и без слов. «Обиделась, – немного смущенно подумал Александр. – Эх, было бы на что…» Возможно, Алена сменила бы гнев на милость, если бы Александр пустился в объяснения-извинения, но этого не случилось. Зачем объяснять очевидное и извиняться без вины?

– Я смотрю, ты предпочитаешь обувь на шнурках, – сказала Алена, наблюдая в прихожей за сборами Александра. – Я понимаю тех, кто носит обувь без шнурков – это удобно. А какое удобство в шнурках?

– Меня шнурки мобилизуют и стимулируют, – усмехнулся Александр. – Это сугубо личное, можно сказать – интимное.

– Расскажи! – потребовала Алена.

Ее повелительно-требовательный тон слегка покоробил Александра, но тем не менее он рассказал.

– В детстве мне никак не удавалось научиться правильно завязывать шнурки. Так, чтобы и ровный красивый бантик, и обувь с ноги не спадала. Не получалось – и все тут! Шнурки просто выскальзывали из пальцев, словно живые. Стыдно было за то, что я такой несамостоятельный, я всегда очень дорожил своей самостоятельностью. Пришлось взять себя в руки и учиться. Около недели я посвящал этому занятию все свое время. В детском садике и дома к моим тренировкам отнеслись с пониманием, не мешали целыми днями пыхтеть над ботинком. Мама даже молчала, когда я тащил ботинок в кровать…

– Я бы убила! – прокомментировала Алена.

– А мама не убила. У меня замечательная мама, она все понимает правильно. В результате спустя неделю шнурки стали меня слушаться и слушаются до сих пор. Это была моя первая большая победа над обстоятельствами и над самим собой. И когда мне начинает казаться, что я чего-то там не смогу или с чем-то не справлюсь, я опускаю взгляд, смотрю на шнурки и говорю себе: «Это всего лишь дело времени». Или «терпение и труд все перетрут».

– Мама оценила?

– Конечно. В честь этого было устроено вечернее чаепитие с тортом. Высшая детская награда.

– А у тебя куча комплексов, как я погляжу, – выдала Алена.

– Сколько ни есть – все мои, – ответил Александр, покоробленный этим неожиданным и необоснованным замечанием.

Прощание вышло сдержанным до предела.

– Не пропадай, – сказала Алена, открывая дверь.

– Не пропаду, – пообещал Александр и ушел.

«Не пропадай» – идеальные слова для прощания. Чувствуется в них какая-то примесь заботы. Не пропадай, что бы ни случилось. Не пропадай… Хорошее пожелание, лучше даже, чем «Будь здоров!».

10. Мафия Обещалкиных

Мысли, лезшие в голову, все как одна были злыми, колючими, едкими. Они прекрасно накладывались на боль от воспоминаний об утраченном счастье, потерянной красоте. Мысли были мучительными и одновременно сладостными в своей мучительности. «Ничего, они еще пожалеют… – думала Вероника. – Они еще поймут…» Кто поймет и кто пожалеет, она вряд ли смогла бы объяснить, потому что до конца не понимала этого и сама. «Они» – это они, те, кто когда-то льстил в глаза и злорадствовал за спиной. Теперь они не льстят (чему, то есть – кому льстить?), теперь они только злорадствуют. Гнусные, подлые ничтожества, которым неведомо чувство сострадания. О, сколько же зла вокруг! Сколько же зла! Иногда Веронике хотелось выйти к людям (на сцене, разумеется, и чтобы зал был набит битком) и призвать: «Люди! Не делайте зла! Оно возвращается! Добро тоже возвращается! Творите добро!»