Читать книгу "Истоки и берега - Морис Дрюон"

Такова была Фамагуста, которая, по словам все тех же путешественников, затмевала Венецию, Александрию и даже Константинополь.

А как французские короли правили Кипром? Как крупные феодалы, каковыми они и являлись. Правда, сказочное процветание торговли на острове так много давало им по части удовольствий и удовлетворения страстей, что они старались не слишком притеснять его народ. При дворе этого восточного королевства — самом блистательном в ту пору — царили одновременно византийские и французские нравы, а дворцовые трагедии ни в чем не уступали тем, что разыгрывались при дворах порфирородных императоров и «проклятых королей».

А что французы оставили на острове после себя? Прежде всего — построенную ими новую столицу Никосию, которую называли городом садов и которая существует до сих пор, хотя садов в ней стало меньше. А еще потрясающие укрепления, шедевр оборонительной архитектуры, такие как, например, в Фамагусте, Кирении или как башня Колосси, резиденция командора ордена тамплиеров.

Они оставили церкви и аббатства, самое знаменитое из которых аббатство Беллапаис — удивительная жемчужина готической архитектуры среди пальм; наконец, они оставили удивительные замки, такие как Сент-Илларион или Буффавенто, невиданные по мощи крепости, построенные на отвесных скалах на высоте восьмисот и тысячи метров; глядя на них, невольно задаешься вопросом: каким чудом искусства, ценой каких невероятных трудов были воздвигнуты эти громады, что кажутся сегодня застывшим в камне сном?

Вот имена, вот творения, напоминающие о долгом пребывании на Кипре французской цивилизации.

Вдова последнего Лузиньяна, Катерина Корнаро, продала Кипр венецианцам, которые давно уже с вожделением на него поглядывали. Но дух Крестовых походов перестал уже витать над миром; папские запреты превратились в одни воспоминания. Франциск I вовсю торгует с Великим султаном. Появляются новые торговые города, и Фамагуста мало-помалу склоняется к упадку. Именно в этот период Отелло душит Дездемону.

Вынужден вас разочаровать: венецианский мавр не был черным. Не был он также ни адмиралом, ни вообще моряком, а был молодым инженером, работавшим на строительстве укреплений, и звался просто Кристофоро Моро. Кожа его была не темнее, чем у любого француза, носящего фамилию Моро (тут хотелось бы дать почувствовать различие в произношении, потому я и поставил ударение, чтобы читалось не как по-итальянски), иди у грека, именующегося Мавро. Возможно, среди его предков был какой-нибудь военачальник, победитель мавров, который взял себе прозвище Иль Моро (Мавр), как Сципион[46]или Лиоте[47], которых прозвали Африканскими.

Уехав однажды вместе со своей юной женой, он вдруг вернулся один. Загадочное исчезновение Дездемоны взволновало всю Венецию. То, как это незначительное событие было использовано Шекспиром, в значительной степени отличается от действительности. Однако трагедия Дездемоны кажется пророческим образом судьбы самого Кипра, трагическая выдумка стала историческим символом. Ибо сколько после этого крутилось вокруг Кипра и Отелло, и Яго, сколько было убийств!

Через два года после этой частной драмы на остров и правда высаживаются мавры, то есть, я хотел сказать, турки, захватившие Кипр в 1570 году. Они останутся там на три столетия. И Кипр познает судьбу, выпавшую на долю всех греческих провинций Османской империи, независимо от их географического положения — островного или континентального. За быстрым, резким завоеванием следовали периоды веротерпимости, которые внезапно сменялись кровавыми репрессиями, не щадившими даже самих турецких вельмож, если они были замешаны в бунтах. Этот период уж никак не назовешь процветанием, наоборот, это был долгий упадок. Главной заботой османского правительства стало выкачивание денег из населения. Разоренный непосильным налоговым бременем остров обезлюдел. Ни центральная власть, ни ее представители на месте ничего не решают по поводу необходимых вложений средств: ни нового строительства, ни надлежащего ухода за памятниками предшествующих эпох; пахотные земли постепенно забрасываются, превращаясь в пустоши; болезни свирепствуют в городах и селах; расцветает бандитизм. О, несчастный Восток!

После завоевания Кипра турецкая колонизация носила ограниченный характер. На остров прибыло всего около двадцати тысяч переселенцев, что объясняет тот факт, что турецкое население и сегодня составляет меньшинство.

Блистательная Порта проявила большую изобретательность, когда после изгнания с острова Латинской церкви восстановила Автокефальную Кипрскую церковь, частично предоставив ей право управления. Однако крайне иерархизированное духовенство начинает сплачивать вокруг архиепископа, превратившегося в этнарха — вождя нации, интеллектуальную элиту; Церковь принимает на себя вековые надежды и чаяния народа; внутри ее начинает бродить дух свободы.

В 1821 году, когда в Греции вспыхнуло крупное антитурецкое восстание, всколыхнувшее всю Европу, османские репрессии обрушились на кипрскую верхушку. Вместе с архиепископом Киприаном были повешены главные греческие сановники и видные деятели.

Статус Кипра изменится только после завершения русско-турецкой войны и последовавшего за ней Берлинского конгресса 1878 года. Дизраэли, не менее ловкий политик, чем Бисмарк, походя, в качестве благодарности за дипломатическую поддержку, оказанную им туркам, заполучил для Англии право управления Кипром. Он не мог не понимать стратегического значения острова. К шее Дездемоны протянулась новая рука.

В эти самые годы приехал на Кипр один иностранец. Звали его Артюр Рембо. Приехал он туда не как поэт, а как каменщик. И работал он на строительстве большого дома в лесу на кипрском Олимпе: губернаторской летней резиденции.

В 1914 году Кипр был окончательно аннексирован Британией. В 1925-м он становится ее коронной колонией. Остров продолжает быть необходимым плацдармом империи, ее солнечным сплетением, если можно так выразиться. Расположенный в самой глубине Средиземного моря, он — место сосредоточения войск, военных кораблей, агентов, информации, сердце превосходно сотканной гигантской паутины, имя которой — английское владычество, все еще живущее памятью о викторианских временах. Националистические волнения, старые панэллинистические мечты, всплески народно-освободительного движения, случавшиеся внутри маленького кипрского народа, — все это жестоко наказывалось.

Началась Вторая мировая война, и Кипр, как и Греция, сказал фашизму и нацизму «нет», означавшее, что остров остается на стороне цивилизации. А после этой Второй мировой войны, погребальным звоном прозвонившей по старым империям и колониализму, мы попадаем в самую середину нашего столетия, шестидесятого от начала кипрской истории и истории средиземноморских цивилизаций.