Читать книгу "Цепь Грифона - Сергей Максимов"

– Ну это как раз и понятно, – удовлетворённо проговорил Граве, – рубаха она и есть рубаха. От слова «рубить». В суконном исполнении тепло опять же лучше держит.

– А меня, – смеясь, заговорил Делорэ, – больше всего поразило то, как живо и с какой лёгкостью вы бросились обсуждать детали! Это не может нас не радовать. Но и это ещё не всё… Следуем дальше…

И снова последовал одновременный поворот голов в сторону Суровцева. Сергей Георгиевич молча положил перед гостями по листу машинописного текста.

– Товарищи генералы, чай совершенно остыл, – робко произнесла Лина.

– Очень хороший чай. Спасибо вам, голубушка, – отставляя свой стакан, поблагодарил её Бонч-Бруевич.

Все прочие ничего ей не ответили. За какие-то секунды генералы прочли текст. Как пробежали на едином дыхании короткую дистанцию. Даже невольно сделали по большому глотку воздуха по окончании чтения.

Впечатление от прочитанного оказалось более сильным, чем от предыдущего документа. Игнатьев и Граве переглянулись. Предавшись каждый своим мыслям, долго смотрели прямо перед собой. Бонч-Бруевич дочитал последним. Лицо его оставалось непроницаемым.

– Должен вам признаться, – пришёл на выручку гостям Делорэ, – я в своё время испытал не меньшее потрясение. Но ещё большим потрясением было то, что эти предложения практически без поправок уже утверждены лично товарищем Сталиным.

– Ну, тогда и говорить нечего, – точно успокоился Игнатьев. – У меня лично и слов нет. Скажи мне кто-нибудь ещё вчера, что такое возможно, я, право слово, рассмеялся бы такому человеку в лицо.

И он не совсем осмысленным взглядом посмотрел на непримечательный лист бумаги, где из-за возрастной дальнозоркости без очков мог прочитать только одну строчку крупным шрифтом: «СУВОРОВСКИЕ И НАХИМОВСКИЕ УЧИЛИЩА».

– Умно. Очень умно с суворовскими училищами. И традиции кадетских корпусов возвращаются, и в то же время дети простых родителей получают замечательные возможности военного образования, – вслух размышлял Граве. – А в наших условиях меньше сирот становятся беспризорниками. Да и само военное образование будет более выстроенным по вертикали. И название – лучше не придумаешь. Суворовцы. Позвольте пожать вашу руку. Ваша работа выше всякой похвалы. Замечательно! Просто замечательно!

«Боже мой, вот кого он мне напоминает, – наконец-то понял Суровцев, пожимая руку генерала-изобретателя, – Деникина. Граве манерой держаться напоминал Антона Ивановича Деникина. Интересно, знает ли он сам об этом – представитель теперь полностью истреблённой большевиками военной интеллигенции?»

– А вы теперь представьте, Иван Платонович, как немец теперь занервничает! – не без злорадства заметил Игнатьев. – Русский погон для немца, несомненно, дурной знак.

– Я думаю, что внутри нашей армии нервных потрясений тоже не избежать. Не забывайте, что выросло целое поколение командиров, никогда погон не носивших, – ответил Граве. – И живы те, что воевал против людей в погонах. Всё очень не просто. Потом этой реформой, а это, безусловно, реформа, упраздняются специальные звания органов безопасности, как и все специальные звания. И как отнесутся к этому, например, политработники, сказать трудно.

– А какое нам до них дело? – заносчиво спросил бывший граф.

– Не скажите, – резонно заметил Делорэ. – Мне анекдот в этой связи вспомнился. Я его в заключении слышал, – сказал он и выразительно посмотрел на сидевших в советских тюрьмах Суровцева, Граве и Бонч-Бруевича. – Так вот анекдот… Соседи по коммунальной квартире разговаривают за выпивкой. Один говорит: «Я в тюрьме сидел. Серёжка сидел. Пашка и Мишка тоже сидели. А Лёшка не сидел. Давайте Лёшку посадим!»

Четверо из пяти присутствующих выразительно посмотрели на не познавшего репрессий Игнатьева. И если Бонч-Бруевич никак не прореагировал на анекдот, то Суровцев и Граве громко рассмеялись.

– Несмешно, Михаил Иванович. Совсем несмешно, товарищи генералы, – подчёркнуто чётко выговорив каждую букву во фразе, ответил Игнатьев – единственный из четверых чудом избежавший ареста и тюрьмы.

– Да уж какой тут смех! Слёзы одни, Алексей Алексеевич, – согласился Делорэ. – Мы сейчас вот у Лины спросим, – продолжил он. – Скажите, голубушка, как ваше начальство отреагировало на известия о нашей работе?

Гости с интересом посмотрели на Лину. Под впечатлением от прочитанных документов они как-то и забыли о девушке в форме сотрудника НКВД. Нужно сказать, что ей во время всего разговора удалось не привлекать к себе внимания. А она уже два раза заменила остывший кипяток в стаканах гостей. Чай они так и не пили.

– В начале нашей работы меня просили узнать: будут ли вводиться погоны у чекистов? Или нам будет оставлена прежняя форма, – уклончиво ответила девушка.

– Завидно стало, – рассмеялся Суровцев. – Ещё раз передайте, что будут. Даже у милиционеров теперь будут погоны. Но самое интересное, что политруки и комиссары теперь тоже будут носить погоны, – опять смеялся он. – И у женщин, находящихся на военной службе, будут свои погоны. А у очаровательных девушек свои маленькие девичьи погончики, – пошутил он.

Все улыбались. Даже Бонч-Бруевич. Настроение в столовой становилось почти праздничным. Только Михаил Иванович Делорэ улыбался натянуто. Суровцев понял, что его опять начинают мучить боли. Заканчивалось действие морфия.

– А если серьёзно, то суть политических органов и органов безопасности от этого конечно не изменится, но печать избранности их работники утратят. Кое-кто уже воспринял это как посягательство на свой статус, – продолжил Суровцев. – Вспомните, сколько копий было сломано до революции из-за отсутствия в гвардии звания подполковника?

Присутствующие дружно закивали. Это действительно был больной вопрос в офицерской среде дореволюционного времени. Чина подполковника в русской гвардии не было. Гвардейские офицеры становились сразу полковниками из капитанов, минуя обязательное для общевойсковых офицеров звание подполковника. Это вело к появлению большего количества полковников и генералов от гвардии. И конечно же отражалось на личных и профессиональных качествах таких генералов.

Таким гвардейским генералом был в своё время Игнатьев. Полковником гвардии он стал, минуя звание подполковника. В советское время специальные звания чекистов автоматически делали их советской гвардией. Между чекистами и настоящими военными был заложен разрыв в два воинских звания. Что отражалось и в знаках различия. Таким образом, лейтенант госбезопасности назывался лейтенантом, но носил в петлицах не лейтенантские два кубика, а шпалу строевого капитана. А капитан госбезопасности был фактически приравнен к армейскому полковнику.

В самой системе специальных званий было заложено неприкрытое пренебрежение к армии. Если и не главенство над военными, то зримое напоминание о том, что даже военный приказ чекист при желании может оспорить и даже отменить.

– А ещё лично мне, – задумчиво сказал Граве, – понравилось невозможное прежде обращение «товарищи офицеры». И слово «товарищ» вернулось к своему истинному, товарищескому, смыслу, и слово «офицер» из господского звания превратилось в звание чисто воинское.