Читать книгу "За синей рекой - Елена Хаецкая"

– А вы знаете, ведь я выросла у моря… Когда-то, давным-давно, я жила с моими братьями и отцом в высокой башне, на маяке. Вокруг – только песок и волны. Вечерами мы уходили бродить по берегу. Я распускала косу… Мне нравилось, когда все развевалось, – одежда, волосы…

Как-то раз мы с братьями отошли далеко от маяка и попали в страшную бурю. Со всех сторон налетели ветры, но мы крепко держались за руки и ничего не боялись.

Но потом прилетел южный ветер. Сама не знаю как, но я выпустила руки. Меня подхватило и понесло… А братья стояли внизу и смотрели, как я улетаю. Иногда мне кажется, все мы знали, что когда-нибудь это случится.

Я летела в объятиях южного ветра, такого теплого и сильного, и думала, что впереди у меня прекрасная жизнь, что я лечу в чудесные теплые края… Что меня сразу полюбит какой-нибудь достойный человек, а там, как по волшебству, появятся и дом, и фруктовый сад, и дети…

Но ничего этого не случилось. Для начала я устроилась в один трактир – мыть посуду, а потом ушла в лес и сделалась маркитанткой…

Зимородок вмешался в разговор:

– Сколько лет я знаю тебя, Мэггенн, а сегодня не узнаю. Не хочешь ли и ты отправиться на поиски города брата Дубравы?

– Может быть, – сказала она.

– Странно, – произнес Зимородок, – а я-то всегда считал, что вы, лесные маркитантки, вполне довольны своей долей. Живете в лесу, вольные птахи, никто вас не тиранит, наоборот – все уважают, любят… Разве не хорошо?

Мэгг Морриган не отрывала глаз от огня:

– И да, и нет. Лес, одиночество, нечастые встречи с друзьями… прекрасная жизнь! Но кто и когда видел старую маркитантку? И кто из вас знает, какой смертью мы умираем?..

Все замолчали. Мэгг Морриган невозмутимо набила трубочку, а Гловач погромче ударил по струнам и усладил слух собравшихся чрезвычайно длинной балладой «О шести повешенных пьяницах».

Костер постепенно угасал, и вместе с ним угасали и наиболее стойкие ночные сидельцы. Зимородок заснул на середине баллады, Гловач – на последнем куплете. Последним погрузился в объятия сна взволнованный философ. Над березовой рощей распростерся густой бархат тишины.

Однако поспать им так и не удалось.

Вскоре после полуночи над болотами разнесся пронзительный визг. Зимородок, который всегда спал чутко, так и подпрыгнул. Сна как не бывало. А рядом заворочались другие. Только Марион не проснулась, да пан Борживой продолжал храпеть во все горло.

– Что это было? – широко зевая, спросил Гловач. – Кажется, кричали?

– Возможно, это ночная птица, – заметил Освальд фон Штранден. – Ночные птицы, в отличие от дневных, поют неблагозвучно.

– Мне тоже показалось, что кричали, – произнесла Мэгг Морриган. – Надо бы посмотреть, все ли на месте.

– Лично я здесь, – подал голос Вольфрам Кандела.

– Я знаю, кого нет, – сказал Зимородок. – Ее уже давно нет.

Он взял свой лук и поспешно зашагал в темноту.

Освальд фон Штранден неловко завозился во мраке, пытаясь нащупать свои сапоги и обуться. Мэгг Морриган остановила его:

– Куда это вы собрались? Спите!

– Не стану же я бездействовать, когда даме угрожает опасность!

– Говорят вам, спите. Вы ему сейчас только помеха.

Штранден с досадой бросил сапоги на землю, а Мэгг Морриган утешила его, как могла:

– Да вы не беспокойтесь за Зимородка. Ему не впервой.

– Так кого все-таки нет? – сонным голосом спросил Гловач.

– Гиацинты, – ответила Мэгг Морриган.

В этот момент визг повторился.

– Ну и ну, – покачал головой лютнист. – Видать, и впрямь дочка Кровавого Барона попала в историю…

В слабом свете молодой луны болото казалось темной бородавчатой шкурой спящего страшилища. Зимородок двинулся вперед, стараясь не шуметь. Один раз слева мелькнула пара горящих глаз. Затем послышалось уже знакомое «ох!», и Густа ушла на глубину.

Вскоре Зимородок увидел впереди дерево. В темноте оно казалось громадным. С нижнего сука свисало что-то продолговатое. Когда Зимородок подошел поближе, в нос ему ударил крепкий дух вяленой рыбы.

Так и есть! Еще одна подвешенная за хвост русалка! А рядом…

Рядом извивалась, пытаясь дотянуться руками до ветки, девица Гиацинта. Кто-то подвесил ее за ноги возле русалки. Зимородок ахнул и тут только сообразил, что в спешке не взял с собой ножа. Гиацинта, завидев его, обвисла.

Вид висящей Гиацинты поразил Зимородка настолько, что он застыл с полуоткрытым ртом. Ее перевернутое лицо покраснело, глаза глядели жалобно и одновременно – с лютой злобой.

Зимородок перевел взгляд на ветку, где крепился узел, прикидывая, удастся ли развязать его руками. Веревка стягивала щиколотки, прихватив их вместе с юбкой, так что ноги Гиацинты теперь отдаленно напоминали рыбий хвост.

Так прошла, наверное, минута. Затем Гиацинта набрала полную грудь воздуха и опять пронзительно завизжала. Зимородок словно очнулся от глубокого сна. Он потрогал пальцем узел. Снизу его сверлил пристальный взгляд.

Зимородок приподнял Гиацинту за плечи и помог ей дотянуться руками до ветки. По-прежнему безмолвная, она мертвой хваткой вцепилась в сук справа и слева от узла и теперь свисала бесформенным мешком.

Бормоча извинения, Зимородок начал расшатывать узел. Босые ноги непрерывно двигались. Пальцы то сжимались, то разжимались. Вообще казалось, что ступни девушки живут какой-то своей особенной жизнью.

Наконец веревка подалась. Еще один рывок – и дочь Кровавого Барона кулем рухнула на мягкую сырую кочку. Зимородок вытер лицо рукавом. Почему-то он не мог избавиться от ощущения, что оказался в дураках.

Он перевел взгляд на русалку. Та вялилась уже не первый день. Маленькое сморщенное личико с полузакрытыми глазами выражало легкое удивление. Обвисшие ручки, тоненькие и непропорционально длинные, почти касались земли. Лакомой частью русалки, по-видимому, являлся мясистый хвост.

Освобожденная Гиацинта кое-как уселась, совершенно по-звериному потрясла растрепанной головой и, странно, тоненько подвывая, принялась растирать ноги.

Зимородок потоптался возле нее и нерешительно проговорил:

– Надо бы нам уходить поскорее…

Гиацинта, казалось, не слышала. Она, пошатываясь, поднялась и обеими руками вцепилась себе в волосы. Некоторое время ворошила их, затем вскрикнула: «А-а!» и, выхватив из спутанных прядей гребень, с силой швырнула его под ноги. Зимородок слегка отступил.

Приговаривая жутковатым утробным голосом: «Вот тебе!.. Вот тебе!..», дочь Кровавого Барона принялась топтать злополучный гребень. Это продолжалось минуты три. Затем Гиацинта взглянула в лицо Зимородку и, как ни в чем не бывало, произнесла:

– Ну что, пойдем?