Читать книгу "Тайные врата - Эрик Мейер"

– Так вы знаете про формулу! – сказала она, глаза ее забегали, словно она внезапно испугалась, что нас подслушивают. – Но муж говорил, что никто не знает… Он не хотел о ней говорить! Даже со мной: он никогда не показывал мне саму формулу. Говорил, что…

Она остановилась и села в кресло, чтобы опереться на спинку, словно пытаясь прийти в себя.

– Да, так что он говорил? – выдохнула Катрин.

– О, будете смеяться. Он говорил, что это может принести несчастье. Как проклятие Тутанхамона, знаете, да? Или Отци…

Ты следила за этой историей, нет? В 1991 году в снегах Альп нашли Отци, мумию, и с тех пор шесть человек, которые нашли его, погибли кто от несчастного случая, кто от внешне вполне естественных причин. С тем любителем гор, Гельмутом, во главе.

Я подумал: чтобы проводить параллели с Тутанхамоном и Отци, архитектор должен был немного спятить.

– Хотите сказать, что другие люди до него открыли формулу и все они мертвы? – прошептала Катрин.

Бландин Костелло покачал головой.

– Я не знаю. Открытие насчет Бога он сделал не больше шестнадцати-восемнадцати месяцев назад. Может быть, он искал отговорки, чтобы не говорить о нем, учитывая то, как были приняты его предыдущие открытия… Знаете, он двадцать пять лет стучался во все двери. Хранители Версаля, понятное дело, министр культуры, политики в Париже, пресса, журналисты – никто не принимал его всерьез.

– После открытия лестницы ничего не изменилось?

– Ни капли. Поверьте, понадобилась бы настоящая революция, чтобы эксперты посмотрели по-новому на свой Версаль. Они считают, что знают его наизусть просто потому, что придирчиво изучили счетные книги.

– Счетные книги? – спросил я, боясь, что неверно ее понял. – Что именно вы имеете в виду, Бландин?

Катрин ответила вместо нее по-английски:

– Французские историки восстанавливают историю Версаля, опираясь на записи затрат, потребовавшихся на постройку и реконструкцию дворца и садов. Кольбер, премьер-министр Людовика, вел точный и подробный учет. Так что можно узнать, как день за днем здесь подрезали боскет, там пересаживали деревья…

– Но проблема в том, – продолжила по-французски Бландин, – что стройка, не указанная в книгах, автоматически признается несуществовавшей!

Она начала постукивать пальцами по подлокотнику кресла, как бы призывая меня в свидетели.

– Даже после открытия лестницы они делали вид, что Мишеля не существует! Во всяком случае, так я считала до сих пор. Потому что потом мне показалось, что дело приняло совсем другой оборот.

Бландин Костелло наклонилась назад и показалась внезапно более хрупкой в своем большом ивовом кресле. Она продолжила:

– Я ни в чем не уверена. Между тем… Мишель регулярно работал на общественных стройках, но в течение десяти лет после этого не получил ни одного государственного заказа. Большинство заказов, которые, по логике вещей, должны были попасть к нему, ускользнули из-под носа. – Вдова съежилась в кресле: – Это подорвало его здоровье. Три года назад у него усилились головные боли. Но опухоль обнаружили только год назад. Затем все развивалось очень быстро…

Я прекрасно понимал отчаяние Костелло, но начинал терять терпение. Катрин знала меня не так хорошо, как ты, однако почувствовала мое раздражение. Все то же покачивание вперед-назад, которое меня выдает.

– Мадам Костелло, как я сказала вам по телефону, у нас мало времени. Нам надо уехать на TGV в шесть вечера. Месье Баретт должен обязательно быть в Париже сегодня вечером. И мы не хотим слишком долго вас беспокоить. Можно мы взглянем на архивы вашего мужа?

– Вы за этим сюда приехали. Пойдемте. Идите за мной. Это наверху, в голубятне.

Голубятней назвалась мастерская Костелло под крышей. Маленькая комнатка вроде мансарды, набитая всякой всячиной: макеты и скатанные в рулон планы, прислоненные к стенам. На стеллажах дюжина архивных папок в алфавитном порядке. Под окном кушетка, обитая вытершимся красным бархатом.

– Вот, здесь все, что есть, – объявила Бландин, указывая на полку с дюжиной картонных папок, от руки черными чернилами помеченных «Версаль». – Я ничего еще не открывала, не было времени… или смелости.

Стол был полностью завален. Бландин Костелло отодвинула несколько рулонов, покрытых пылью.

– Вот. Располагайтесь здесь. Можете все посмотреть. Прошу только ничего не выносить. Если хотите сделать фотокопии, используйте мой телефон-факс.

Я улыбнулся. Прежде всего от жалости, когда увидел этот телефон-факс на куче пожелтевших номеров Monde. Ни компьютера, ни сканера – ничего. Архитектор со своей аурой поэта, которая так нравилась женщинам, был, наверное, из тех динозавров, кто может часами рассуждать об «обезличивании письма» и «бесплодии мысли», вызванных использованием компьютера.

Я сел на табурет напротив Катрин; она начала открывать архивные папки, взятые со стеллажа. Она казалась спокойной, но я чувствовал, что это не так. Время от времени Катрин бросала на меня косые взгляды, и я бы поклялся, что она поглядывала на красный диван. Она улыбалась нежно, почти сладострастно. Я бы соврал, скажи я, что оставался бесчувственным к притяжению, которое она, казалось, выказывала в мой адрес. Но ты же меня знаешь. У меня синдром Мэрилин, как ты это называла. Когда я сосредоточен на какой-то работе, не замечу, если даже в мой кабинет войдет самая красивая девушка в мире. Будь то Мэрилин Монро, я запросто смогу отправить ее за кофе, едва взглянув на нее. Ты всегда иронизировала по поводу этой разницы между нами. Ты бы, зайди к тебе Хью Грант или Джордж Клуни…

Мы исследовали документы один за другим. Каждый элемент сада – фонтаны, статуи, вазы, аллеи – имел право на картонный пакет с фотографиями, подготовительными рисунками, результатами обмеров, иногда комментариями эрудита о символическом значении или месте задействованного бога в мифологии. Я старался прежде всего прочитать многочисленные комментарии, которые исследователь оставил на полях. Мы просидели в голубятне около часа, когда Катрин вскрикнула:

– Смотрите, Дэн!

Он положила передо мной папку, названную «Использование магического числа в структуре садов Версаля». В папке хранились рисунки, выполненные из кругов, кривых и прямых линий, пересекающихся между собой. Вдруг она вытащила из этой кучи листок, разорванный сбоку и испещренный с двух сторон мелким почерком.

– Дэн, вы только послушайте! – воскликнула она.

Она начала громко читать и переводить, слегка сокращая, текст – записку Костелло, очевидно, предназначенную ученикам или неофитам: может быть, набросок статьи для журнала. Дата – 1988 год.

Когда рисуют план сада или здания, первое правило – учитывать базовое соотношение. Объясню, что имею в виду. Если я рисую прямоугольный партер, основным соотношением будет соотношение между его длиной (L) и шириной (1). Например, представим, что длина равна десяти метрам, а ширина пяти метрам. В таком случае базовое соотношение будет L/1 = 2. Когда я стану строить второй прямоугольник и все последующие, будь они больше или меньше первого, я должен соблюдать эту пропорцию. Она будет одна для всех. Именно эта постоянная величина обеспечит гармонию всего ансамбля. Из этой (среди прочих) пропорций, повторенной много раз, и рождается Красота.