Читать книгу "Убийство по-китайски: Лабиринт - Роберт ван Гулик"

— Итак, я арестован? — спросил он.

— Похоже, вас тяготит какое-то чувство вины, — сухо заметил судья. — Нет, вы не арестованы, но вы не имеете права покидать дом до моего распоряжения. До свидания, и спасибо вам за картину!

Судья Ди сделал знак десятнику Хуну. Они спустились вниз по лестнице. У поклонился на прощание, но не стал провожать посетителей до двери.

Когда судья и Хун вышли на улицу, десятник не выдержал и взорвался:

— Этот дерзкий невежа заговорил бы по-другому, если бы он лежал перед помостом с пальцами в тисках!

Судья улыбнулся.

— У, несмотря на свою молодость, весьма умен, — бросил он. — Но все же он уже сделал одну очень грубую ошибку.

Дао Гань и Цзяо Дай поджидали судью в его кабинете.

Они провели всю вторую половину дня в усадьбе Цзяня, расследуя несколько случаев вымогательства. Дао Гань рассказал, что нашел подтверждения сделанному Лю Вань-фаном в суде заявлению, что Цзянь Моу руководил большинством дел лично, в то время как оба советника только подобострастно поддакивали ему.

Затем судья Ди выпил принесенную Хуном чашку чаю, развернул картину У и сказал:

— Итак, займемся немного живописью! Дао Гань, повесь картину на стену возле пейзажа, написанного наместником Да!

Судья откинулся на спинку кресла и принялся рассматривать обе картины.

— В этих двух картинах, — произнес он наконец, — содержится ключ к завещанию наместника и убийству генерала Дина!

Десятник Хун, Дао Гань и Цзяо Дай повернули скамейки и уселись так, чтобы тоже видеть картину. Ма Жун вошел и застыл в изумлении, потрясенный необычным зрелищем.

— Садись, Ма Жун, — повелел судья, — и включайся в круг ценителей искусства.

Внезапно Дао Гань встал и подошел к пейзажу наместника; пристально вглядевшись в него, он покачал головой.

— На какой-то миг, — сказал он, — мне показалось, что надпись очень маленькими иероглифами могла быть спрятана между листьями деревьев или очертаниями скал. Но мне не удалось ничего обнаружить!

Судья Ди в задумчивости теребил бакенбарды.

— Прошлым вечером, — молвил он, — я несколько часов размышлял над этим пейзажем и рано утром снова обследовал его цунь за цунем. Вынужден признаться, что эта картина озадачивает меня.

Дао Гань пригладил встопорщенные усы и спросил:

— Вы не допускаете, ваша честь, что между картиной и основой, на которой она натянута, вклеен лист бумаги?

— Эту возможность я тоже обдумывал, — сказал судья, — и потому исследовал картину под ярким светом. Если бы под ней был вклеен лист бумаги, я бы заметил его.

— Когда я жил в Кантоне, — сказал Дао Гань, — я изучал искусство изготовления расписных свитков. Если нужно, я могу полностью отделить полотно и изучить ту часть, которая скрыта парчовой рамкой. Кроме того, можно удостовериться, являются ли цельными деревянные валики на концах свитка. Старый наместник вполне мог сделать их полыми и вложить внутрь туго скатанный лист бумаги.

— Если после этого вы сможете вернуть свитку исходный вид, — ответил судья, — то стоит попытаться. Хотя, на мой вкус, идея такого тайника слишком примитивна для блестящего ума наместника. Но мы не можем упускать ни малейшей возможности разрешить эту загадку. Что же касается буддийской иконы нашего друга У, то тут дело обстоит совершенно иначе. Ключ, содержащийся в ней, очевиден всякому.

Десятник Хун удивленно спросил:

— Это невероятно, ваша честь. Ведь У сам выбрал, какую картину подарить вам!

Улыбка тронула уголки губ судьи.

— Это потому, что У не понял, чем он выдал себя, — ответил он. — Возможно, У не слишком высокого мнения о моем художественном вкусе, но я увидел в этой картине кое-что такое, что он сам просмотрел.

Отхлебнув чаю из чашки, судья Ди повелел Ма Жуну позвать старосту Фана.

Когда Фан предстал перед судьей, тот какое-то время сурово смотрел на него, а затем снисходительно сказал:

— Ваша дочь, Черная Орхидея, в полном порядке. Моя первая госпожа просила передать, что она — прилежная и умелая работница.

Староста ответил низким поклоном.

— Я до сих пор в сомнении, — продолжал судья, — стоит ли вам забирать дочь из ее нынешнего надежного убежища, особенно учитывая то, что нам до сих пор ничего не известно о судьбе ее старшей сестры, Белой Орхидеи. С другой стороны, трудно найти кого-то лучше Черной Орхидеи, чтобы собрать для меня сведения в доме Динов. В связи с похоронами им наверняка понадобится дополнительная прислуга. Если Черная Орхидея на время устроится туда служанкой, она сможет очень многое выведать у челяди. Однако без согласия ее отца я не могу принять такого решения.

— Ваша честь, — спокойно ответил староста. — Я и моя семья считаем себя вашими рабами. Кроме этого, моя младшая дочь — самостоятельная и смышленая девушка; она будет счастлива выполнить этот приказ.

Ма Жун неловко заерзал в кресле и перебил судью:

— Разве это не работа Дао Ганя, ваша честь?

Судья бросил на Ма Жуна проницательный взгляд и ответил:

— Нет лучшего способа что-то узнать о хозяевах, чем прислушаться к болтовне слуг. Пусть ваша дочь немедленно отправится в усадьбу Динов, — сказал он Фану. — Объясните ей все, что она должна делать.

Затем судья Ди обратился к остальным:

— Что же касается нашего друга У, то я хочу, чтобы за ним установили двойное наблюдение. Ты, Ма Жун, сегодня вечером будешь следить за ним в открытую. При этом, разумеется, ты должен делать вид, что следишь тайно, но так, чтобы У заметил тебя и понял, что ты послан из управы. Если он захочет обмануть тебя и выйти из дома, не препятствуй ему. Приложи всю свою хитрость и ловкость, Ма Жун, ибо этот У — парнишка с недюжинными мозгами. Дао Гань тоже будет следить, но он должен остаться совершенно незаметным. Как только У сочтет, что избавился от Ма Жуна, Дао Гань тайно последует за У и выяснит, куда тот направится и что будет делать. Если он попытается улизнуть из города, то следует перестать таиться и арестовать его.

Дао Гань сказал с нескрываемым удовольствием:

— Ма Жун уже практиковался вместе со мной в искусстве двойного наблюдения, ваша честь! А пока я сниму картину наместника и увлажню ее, чтобы за ночь подкладка намокла. Затем я отправлюсь вместе с Ма Жуном.

Когда Дао Гань и Ма Жун вышли из управы, судья стал советоваться с Цзяо Даем и начальником Фаном по поводу усадьбы Цзяня. Он решил, что жен и наложниц Цзянь Моу следует отправить к их родителям. Слуги должны быть отпущены после выплаты им управой месячного жалования. Задержать следует только домоправителя для дальнейших допросов.

Цзяо Дай также доложил судье, что весьма удовлетворен дисциплиной солдат. По утрам и после обеда он каждый день до седьмого пота муштрует их. Старшину Лина воины уважают и очень боятся.