Читать книгу "Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37 - Татьяна Соломатина"

Вечером накануне поездки в Питер Мальцеву пригласил в ресторан Волков Иван Спиридонович. Вызванивавший Татьяну Георгиевну из всех своих заграничных командировок и уже немного утомивший извинениями за тот вечер, когда они с Паниным нахлестались вискаря на её кухне.

– Выходи за меня замуж! – где-то между десертом и сигаретой предложил Волков.

– Почему?

– Странный вопрос, – неловко рассмеялся Иван Спиридонович. – Я делал предложение только раз в жизни, очень давно, покойной жене. И, кажется, она ответила «Да!», а не «Почему?»… Ты очень красивая. Очень умная. Ты помогла мне понять моего сына[6]… И – наверное – я тебя люблю. «Наверное» – в старой трактовке, – тут же поправился он. – То есть – наверняка, – он протянул Татьяне Георгиевне бархатную коробочку.

Кольцо было побогаче того, что преподнёс ей Сёма. Это не имело большого значения. Панин – отец троих детей, дедушка, муж, и, в конце концов, всего лишь начмед родильного дома, хотя и отнюдь не бедный человек. А Волков – человек богатый. К тому же – вдовец. Да и вкусы у всех разные.

– Хорошо. Я подумаю, – ответила Мальцева и надела кольцо.

– А то, что ты приняла кольцо, разве не означает?..

– То, что я приняла кольцо, означает только то, что мне нравится кольцо. И тот, кто его подарил.

Ночевать отправились к Волкову. Она женщина взрослая и свободная. Вольна распоряжаться собой, как ей вздумается. Хотя, конечно, жаль, что она наложила категорический запрет на отношения с интерном. Положа руку на сердце, от двух полувековых мужиков в койке толку куда меньше, чем от одного двадцатипятилетнего. В разных койках, да. Интересно, если предложить Волкову и Панину групповуху, как они отреагируют?

Мальцева хохотнула и прикурила сигарету. Да, очень умная женщина, ничего не скажешь! Пятый десяток, заведующая отделением… И о чём она думает после секса? После так называемого секса. Который, признаться честно, мог бы быть подольше. И покачественней.

– Я тебя очень люблю! Я никогда такого никому не говорил. Кроме покойной жены.

– Да, последнее уточнение было очень своевременным! – ещё раз хохотнула Татьяна Георгиевна. Хотя на сей раз ей стало грустно. Кажется, «групповуха» идёт не по её сценарию.

– Извини. Я сварю нам кофе, – Иван встал с постели и отправился на кухню.

Итак, в активе три предложения руки и сердца. Одно – от мальчика, другое – от женатого мужчины, третье – от вдовца, который, похоже, при каждом удобном и неудобном случае будет поминать покойную жену.

– Матвей[7], ты скотина! – прошептала Татьяна Георгиевна в потолок. Прошептала нежно. И по лицу её потекли слёзы. – Какого чёрта я от тебя ребёнка не родила? Я же тебя так любила!..

– Маргарита Андреевна, у тебя трое суток. Если кабинет не будет отремонтирован к моему возвращению с конференции, я тебя уволю! – сказала Мальцева вечером следующего дня, поцеловав подругу в щёку.

– К твоему приезду будут доделаны последние детали! Ты закачаешься!

– Этого я и боюсь.

– Приятного романтического отдыха! – ехидно пожелала немного обидевшаяся старшая.

– Маргоша…

– М? – недовольно промычала подруга.

– Маргоша… Я же тебя так люблю!

Татьяна Георгиевна схватила акушерку в объятия.

– Всё равно я на тебе не женюсь! – проворчала Маргарита Андреевна. – Я, блин, не готова!

Подруги захохотали.

– Ладно, идём перекурим на крыльце. Скоро подъедет твоё такси. Панин по привычке катается в СВ «Красной стрелы»?

– Ну, ты же знаешь, в иных вопросах он ретроград. СВ в «Красной стреле» кажется ему куда романтичней бизнес-класса в «Сапсане».

– Кстати, мне такое шлют на твоё объявление, ой!

– Что же ты молчишь?!

– Так ты вся то в работе, то…

– То в партии. Это эвфемизм.

– Вернёшься – расскажу. Я даже на одно свидание уже сходила. Романтика, ёпть, закачаешься!

Кадр тридцатый

Романтика

Поселились в «Гельвеции». Разумеется, программой конференции была предусмотрена другая гостиница. И хотя отношения Панина и Мальцевой секрета собой не представляли, потому как ни он, ни она секрета из них никогда не делали, минимальные приличия соблюдать стоило. Первый официальный день провели врозь. Как-то не очень хотелось Татьяне Георгиевне глупо улыбаться, находясь заведующей при начмеде, на положенные протоколом вопросы: «Как здоровье Варвары… ммм… Как здоровье законной супруги?» Господи, кто же она у нас? Варвара Андреевна? Варвара Сергеевна? Степановна? Пора тебе, Мальцева, глотать ноотропил. А знаешь ли ты, Татьяна Георгиевна, отчество законной супруги Семёна Ильича? Похоже, что и нет! Там, где всем положено отчество – вроде Сёминой защиты – ты вроде называла её Варварой Степановной (или, всё-таки, Андреевной? Сергеевной?) – и она откликалась, не поправляя. Похоже, Варвара на отчество вовсе никогда и не претендовала. Поначалу она была смирной девочкой Варей с параллельного потока, благодарно подобравшей брошенного тобой красавца Семёна. Затем она стала женой Варей. Матерью Варей. И вот наконец – бабушкой Варей. Нет, похоже, всю жизнь она так и была – просто Варей. Мальцева, а ты заметила, что никогда ты о ней столько не думала? Ну, Варя – и Варя. Места в твоей жизни и мыслей твоих она занимала не больше, чем постер, висящий на стене твоего кабинета (только бы Марго с ним чего не сотворила!). Так что же такое произошло в последнее время, что Варя из безобидной декорации, не отсвечивающей из под слоя пыли, вдруг переместилась чуть ли не на авансцену твоего сознания? О, боже, Мальцева! Неужели это совесть?

– Американо без сливок и по-турецки, – услышала она Сёмин голос.

У столика перетаптывался официант.

– К сожалению, по-турецки нет. Утро…

Сколько раз они останавливались здесь! Сколько раз Сёма слышал это: «К сожалению, по-турецки нет. Утро…» Но всё равно с маниакальным упорством после более чем пристойного включённого завтрака продолжал заказывать американо без сливок для неё, и по-турецки – для себя. Кажется, это знали уже даже официанты. Сейчас Сёма скажет…

– Тогда два американо без сливок. И без сахара.

Да, обязательно добавит: «И без сахара». Хотя сахар – вот он, в деревянной шкатулке, которые стоят тут на каждом столе. Хочешь – с сахаром, хочешь – без сахара. Полная свобода воли и help yourself. Но Сёма обязательно скажет: «И без сахара». Наверняка это самое утомительное в семейной жизни. И если Мальцева так знает Панина, то как его знает Варя?! Варвара… Чёрт, ну как же всё-таки её всамделишное отчество?!