Читать книгу "Ибо сильна, как смерть, любовь… - Инна Карташевская"

Но жизнь оказалась неласковой ко мне. Мне пришлось работать вместо отца, чтобы содержать семью. Сколько раз я с отчаянием думал о том, чтобы бросить к черту этот тяжкий труд и уехать учиться. Но тогда моим родителям просто нечего бы было есть, и к тому же у меня еще были младшие брат и сестра. Я просто не мог так поступить с ними.

Отцу становилось все хуже и хуже. У него определили туберкулез. И врачи посоветовали отправить его в санаторий. Нам пришлось продать лодку, и я теперь выходил в море на катере сеньора Романо. Он был самым богатым в наших местах, у него было целых два катера, и ему были нужны молодые и сильные работники. Уловы у него были хорошие, но денег он платил так мало, что нам еле хватало на жизнь. Постепенно я стал приходить в отчаяние. Мне все чаще и чаще приходило в голову, что так пройдет вся моя жизнь, и я ничего не добьюсь, и ничего не увижу, кроме осточертевших мне моря и рыбы. Когда я думал об этом, во мне поднималась жгучая обида на несправедливость жизни. Ведь если бы ничего не случилось с отцом, я бы уже давно учился в университете и готовился к успешной карьере. У меня было все для этого: блестящие способности, красивая внешность, грамотная речь и прекрасные манеры человека, воспитанного в состоятельной семье. Да, не удивляйтесь. Я с детства очень серьезно относился к тому, что мне предстояло добиться в будущем. Я много читал, я заучивал наизусть красивые слова и целые предложения, я копировал манеры, богатых людей, которых видел в кино. Я старался не употреблять ни простонародных слов, ни вульгарных жестов. Я знал, когда положено надевать костюм, когда смокинг, а когда клубный пиджак. Я в совершенстве знал, что едят какой вилкой, и как нужно вести себя за столом. О, я как никто был полностью готов к новой жизни, но судьба посмеялась надо мной. Когда я думал об этом, меня захлестывала бессильная ярость, и в такие минуты я был готов убить, украсть, ограбить кого угодно, только бы раздобыть деньги для моей семьи и обрести желанную свободу. Возможно, в конце концов, я бы и докатился до преступления, если бы в один прекрасный день не обрел Портрет.

Это действительно случилось в прекрасный летний день. С утра мы вышли в море на одном из двух катеров моего хозяина. Нас было двое, я и старший сын сеньора Романо, Бартоломео Чокнутый. Так его прозвали в нашей деревне за его надоевшую всем набожность. Он с детства мечтал уйти в монастырь, но отец не позволил ему, так как ему нужны были работники. Так он и остался полурыбаком-полумонахом. Целыми днями он не расставался с молитвенником, и при первой же возможности бежал в церковь. Его никто не любил, потому что он везде и во всем видел смертные грехи и тут же принимался их осуждать. Ходить на танцы — грех, обнимать девушку — страшный грех, даже просто смеяться тоже было грешно. Скорее всего, в прошлой жизни он был великим инквизитором, а то и самим Торквемадой. Вначале меня страшно раздражали его вечные обличения, но потом я научился просто не обращать на него внимания. Наверное, он действительно был просто немного сумасшедший.

Так вот, погода в тот день была прекрасная, на небе ни облачка, море спокойное, тихое, хотя находка такой зловещей вещи, как Портрет, уж точно должно была бы сопровождаться не меньше, чем бурей. Но это мне стало приходить в голову потом, когда я уже знал, к какой страшной цепи трагических событий привело его появление. А тогда мы спокойно вытянули сети и стали выбирать из них рыбу, когда под сверкающей серебристой чешуей тускло блеснула зеленоватая бронза. Я быстро разгреб оставшуюся рыбу и увидел плоский бронзовый чемоданчик, опутанный водорослями. Мне будто в голову ударило, вот он, пиратский клад, найти который было пределом мечтаний всех жителей нашей деревни, и взрослых и маленьких. Все знали, что двести лет назад в наших местах хозяйничали пираты. Многие даже считали себя их прямыми потомками, и из поколения в поколение передавали легенды о несметных сокровищах, затонувших в море у нашего побережья. Неужели мне все-таки повезло? Бог услышал мои молитвы, и клад попал в руки именно мне.

— Не думай, что ты сможешь прикарманить все сокровища из этого сундука, — раздался у меня над ухом скрипучий голос. — Этот клад попал в наши сети, когда мы ловили рыбу на нашем катере, поэтому он принадлежит нам.

Если Чокнутый думал, что я сразу же так легко уступлю ему эту добычу, то он ошибался. Я прикинул на глаз размеры сундучка. Он был примерно тридцать сантиметров в ширину и сантиметров сорок в длину. Толщина было, правда, совсем небольшая, сантиметров двадцать. Но даже при таких размерах, чем бы он ни был наполнен, золотом или драгоценными камнями, все равно там было достаточно для двоих.

— Даже и не мечтай об этом, — холодно сказал я ему. — Этот клад мы поделим на двоих, и поделим его сейчас, немедленно. А если ты думаешь, что я соглашусь отдать все вашей семейке, то ты ошибаешься. Я скорее сброшу тебя за борт и удеру на этом катере, а потом затоплю его, и никто никогда не узнает, что здесь случилось. Ну, и как тебе нравится такой вариант?

Он еще что-то ныл, но я прекрасно видел, что он испугался. Он был тощий из-за того, что вечно соблюдал пост и изнурял себя молитвами, и я был гораздо сильней его. Не обращая больше на него внимания, я взял багор и стал взламывать сундук. Уж что-что, а закрыт он был на совесть. Мне пришлось изрядно потрудиться прежде, чем его крышка начала поддаваться. Чокнутый забыл про свои претензии и тяжело сопя, помогал мне взломать его.

Наконец, замок треснул. Дрожа от нетерпения, мы откинули крышку и одновременно застонали от разочарования. Там и в помине не было никаких драгоценных камней, ни золота, и даже ни серебра. Там вообще ничего не было, кроме картины, размеры которой точно соответствовали размерам чемоданчика. Я торопливо вытащил ее и стал разглядывать, а Бартоломео увидев, что на ней изображено, только сплюнул и тут же начал торопливо шептать молитвы и неистово креститься. Признаться, я его понимал, потому что у меня самого по телу побежали мурашки. Мне показалось, что на этой картине был изображен сам дьявол, или, во всяком случае, кто-то очень похожий на него.

Вот так и произошла наша первая встреча то ли с проклятием, то ли с благословением всей моей жизни — с Портретом. В общем-то, на первый взгляд это был самый обыкновенный старинный портрет, каких есть множество в любом музее. Он изображал мужчину средних лет, одетого в костюм испанского гранда. Вообще-то, это я так решил, что гранда, но так как я никогда не был ни знатоком истории, ни живописи, очень даже могло быть, что я и ошибался. Во всяком случае, мужчина был одет в черный бархатный камзол, белую рубашку с красивыми кружевными воротником и манжетами. На голове у него, как и полагалось, был черный бархатный берет. Мужчина был изображен по пояс, одна рука в роскошных перстнях сжимала эфес шпаги, другая покоилась на какой-то подставке. У мужчины были длинные до плеч волосы и, конечно, усы и клочок бородки посреди подбородка. В общем, это был бы самый обыкновенный портрет, если бы не дьявольски злобное выражение лица. Его глаза просто горели ненавистью, а рот был искривлен в такой же дьявольской усмешке. Да уж, понятно, почему его бросили в море. Держать такое в доме было страшновато.

— Выбрось его немедленно. Брось его назад в море, — завизжал у меня над ухом Чокнутый. — Положи его назад в этот сундук и брось.