Читать книгу "Забудь дорогу назад - Сергей Зверев"

– Учтите, женское мясо пропитано желчью и в принципе несъедобно, – испугалась Анюта. – А уж мое наверняка. Вы что тут, подстрелить никого не можете?

– Я бы подстрелил, – подмигнул Анюте коротышка Степан, на левом ухе у которого запеклась кровь, а правый глаз оттенял огромный переливающийся синяк – неплохое, кстати, стилевое и цветовое решение. – Не косулю, так хоть сову или мышь. Но злые начальники считают, что стрелять в лесу нельзя. То ли духов переполошим, то ли упыри опять сбегутся…

– Так мышь или суслика можно и без стрельбы поймать, – сообщил седоватый Мальков, который, как ни странно, выглядел бодрее прочих. – Мой опыт бродяжничества недостаточно еще велик, чтобы оценить по достоинству мясо грызунов, но бывалый народ уверял, что мясо как мясо. Дело в том, насколько с душой мы его готовим. Важны и сопутствующие компоненты – например, майонез или простейший соевый соус…

– Какая удачная тема для разговора, Дмитрий Сергеевич, – похвалила Анюта. – Так притупляет чувство голода.

– О, вы запомнили, как меня зовут, милая дама, – расцвел польщенный Мальков.

– В этом нет ничего потрясающего. Моего отца тоже звали Дмитрий Сергеевич.

– Что с Людмилой? – хмуро глядя мне в глаза, спросил Тропинин.

– И Максимку что-то не видно, – простодушно брякнул карлик.

– Вы ни о чем не знаете?.. – споткнулась Анюта.

Мы рассказали, как спаслись и что было после. Тропинин молчал, но скулы побелели, кожа на лбу натянулась.

– Эх, Максимка, Максимка, – покачал головой Степан. – А ведь прилично бегал пацан.

Когда накинули сеть, Раздашу и Тропинину удалось увернуться, а уж пострелять из ПМ они были мастаки. Свалили пару демонов, нырнули в лес. Корович хвастался, как одним ударом отбил почки какому-то «ящеру», орущему с религиозным пылом, но абсолютному двоечнику в ратном деле. Шаховский похвалился, что отобрал у своего партнера по спаррингу автомат (и даже показал его), воспользоваться, правда, не успел, потому что времени не было, нужно было срочно бежать, а не играть в «железного Арнольда», десятками валящего злодеев. «Начинающий» бомж Мальков особой доблести в сражении не проявил, но, судя по тому, что остался жив, бежал наравне со всеми. У Степана были сложности с ориентацией в пространстве. Страх гнал его так, как не гнал даже в детстве злой соседский ризеншнауцер Авдотий. Очнулся он почему-то на дереве (поди пойми, какая сила Степана туда забросила), слышал, как толпой пробежали на север уцелевшие сектанты, слез, обогнул возвышенность и, распинывая бурундуков и прочих мелких тварей, побежал на юг (вспомнилась почему-то сказка про Колобка – большую булку, бегающую по лесу и издевающуюся над животными). Он несся, как скороход, и кабы не палка, протянутая Раздашом поперек дороги (Степан многозначительно почесал шишку на затылке), то был бы уже далеко…

– Паршивые вояки эти сектанты, – резюмировал прокашлявшийся Раздаш. – Толпой берут, а в башке – ни ума, ни фантазии.

– Мы ушли из зоны влияния Питирима, – подал голос Тропинин. – Не думаю, что он будет упорствовать в наших поисках. Скоро Змеиный хребет, там есть деревни, у старост – связь…

Но не звучал победный оптимизм в голосе Тропинина. Возможно, он что-то чувствовал. Уткнул глаза в землю, притих.

– Будем идти, пока идется, – угрюмо возвестил Раздаш.

– Послушай, командир… – Мальков замялся. – Вот прикинь, дойдем мы, все ништяк будет… И куда ты денешь нас со Степаном? Ну, ты понимаешь… Ты же неплохой мужик. И Тропинин неплохой мужик. Неужели вот так запросто, после всего, что мы тут вместе пережили…

– Истинно глаголит мужик, – с важным видом кивнул Степан. – Не засвербит ли под лопаткой, командир?

– Ага, и я тут не пришей куда седло, – вспомнила Анюта. – Не припомню, чтобы спрашивали моего желания.

– О себе не беспокойся, – проворчал я. – Хрен я соглашусь на сотрудничество с Благомором, если не решит твою судьбу как надо.

– Ага, в жены ее возьми, – хохотнул Раздаш. – Ох натерпишься ты с этой выдрой… – И снова помрачнел. – Не будем загадывать, мужики. Я замолвлю за вас словечко, не вопрос, а как уж карты лягут…

От внимания не укрылось, как значительно переглянулись Мальков и Степан. И мысли в голове у каждого потекли в одном и том же русле.

Уже вечерело, когда мы вошли в черный хвойный лес. Тяжелые деревья соседствовали с каменными изваяниями. Скалы причудливых конфигураций, пестрящие вкраплениями полезных пород, тянулись короткими грядами с юга на север. Обрывались, снова вырастали из земли, вздымались уступами, заросшими можжевельником. Передвигаться быстро мы не могли – раненый Тропинин брел так, словно он в темноте, каждый шаг давался с боем. Пуля прошла навылет, но болезненных ощущений было предостаточно. Мы двигались черепашьей рысью – по густому хвойнику, по полянам, засоренным каменной крошкой, опасливо озирались на проплывающие «мегалиты». Темнело неторопливо, но без вариантов. Камень просвистел – мы все присели, напуганные. Оказалось, что в Степане проснулся инстинкт охотника, он поразил броском зазевавшегося суслика. Контуженый грызун трепыхался, тряс лапками. Степан с торжествующим улюлюканьем накрыл собой добычу, безжалостно добил и остаток дневного перехода волочил за хвост.

– Охотник, блин, – добродушно резюмировал Раздаш.

Что-то не в порядке было с этим лесом. Шаги давались с трудом, и довлело чувство, что за нами наблюдают. Люди сбились в кучку, все, у кого имелось оружие, приготовились к стрельбе. Корович шепотом возвестил, что «вон на той высокой скалюке» что-то шевельнулось, мы терли до дыр глазами темноту, но ничего не видели. Шаховский тонко подметил, что нашей теплой компании не хватает бутылки водки – и зрение бы сразу обострилось, и бодрость духа с бодростью тела…

– Бутылка водки на такую ораву? – изумился Мальков. – Да вы, приятель, просто идеалист какой-то. Уж лучше вовсе не пить, чем одну бутылку водки.

– Это точно, – подтвердил Корович. – Бутылка водки – та же матрешка. Выпил одну, за ней подавай другую, третью…

Мы шли своей «дорогой разочарований». Мальков вполголоса напевал: «Их в живых осталось только семеро – молодых ребят»…

– Считать не умеешь, неуч? – недовольно ворчал Шаховский. – Восемь нас осталось, восемь…

– Останется и семь, долго ли, – бесхитростно поведал Мальков, и у меня тревожно засосало под ложечкой. Видать, не только у меня. Народ набросился с жесткой критикой на «оракула», но из песни, как говорится, слов не выкинешь.

Степану приспичило по-большому (тоже объелся «поносообразующего»), он вверил моим заботам дохлого суслика и скачками умчался за скалу, а остальным пришлось сделать остановку. Он возник минуты через две – бледный, с отпавшей челюстью. Семенил, испуганно озираясь.

– Т-там чудеса… – бормотал карлик. – Т-там леший бродит…

И сообщил срывающимся тоненьким голоском, что только сделал свои несложные дела (хорошо хоть успел), как кто-то хихикнул у него за спиной – он чуть повторно свои дела не сделал. Отпрыгнул, увидел, как что-то черное, беспросветное проскочило под носом, обдало ветерком и исчезло за елочкой. И снова захихикало – уже из-под елочки. Он и рванул, как спринтер…