Читать книгу "Гладиатор умирает только один раз - Стивен Сейлор"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молодой секретарь Цицерона улыбнулся мне и растрепал волосы Экону, когда проходил за нашими скамьями. Экон сделал вид, что обиделся, и сжал кулаки, будто собирался подраться. Тиро подыграл ему и сделал то же самое. Тиро был приветлив и скромен. Мне всегда казалось, что с ним куда легче общаться, чем с его хозяином.
– Что случилось, Тиро? - спросил Цицерон.
– Трое твоих гостей прибыли, хозяин. Мне их привести?
– Да. Скажи кухонным рабам, что они могут занести первое блюдо, как только мы все усядемся, – Цицерон снова повернулся ко мне. – Я сам почти не знаю этих людей. Друзья в Лилибее сказали мне, что я должен встретиться с ними, пока я здесь, в Сиракузах. Дорофей и Агафин - важные торговцы, партнеры в судоходном предприятии. Марджеро, как говорят, поэт, или кто-то еще, в наши дни он представляется поэтом из Сиракуз.
Несмотря на свой высокомерный тон, Цицерон устроил грандиозное представление, приветствуя своих гостей, когда они вошли в комнату, вскочил со своего дивана и протянул руки, чтобы обнять их как политиков. Вряд ли он мог бы стать более елейным, если бы в Риме они считались тройкой неопределившихся избирателей.
Еда, большая часть которой состояла из морепродуктов, была превосходной, и компания оказалась более радушной, чем ожидал Цицерон. Дорофей был массивным круглолицым мужчиной с большой черной бородой и громким голосом. Он постоянно шутил во время еды, и его хорошее настроение было заразительным; особенно Экон поддавался этому, часто присоединяя свой странный, но очаровательный рев к звенящему смеху Дорофея. Из фраз, которыми обменивались Дорофей с его деловым партнером, я понял, что оба мужчины были в приподнятом настроении, поскольку недавно заключили несколько очень прибыльных сделок. Однако Агафин был более сдержан, чем его напарник; он улыбался и тихо смеялся над шутками Дорофея, но сам говорил мало. Физическим строением он тоже был полной противоположностью Дорофея: высокий, стройный мужчина с узким лицом, большим ртом, и длинным носом. Они казались прекрасным примером того, как успешное партнерство иногда может быть результатом союза двух совершенно разных натур.
Третий сиракузец, Марджеро, несомненно, выглядел не глупым и играл роль задумчивого греческого поэта. Он был моложе своих богатых товарищей и довольно красив, с завитками кудрей, падающих на лоб, пухлыми губами и темнобровым угрюмым лицом. Я понял, что его стихи в это время были в моде в высших кругах Сиракуз, и чувствовал, что он являлся для обоих торговцев скорее украшением, чем другом. Он редко смеялся и не проявлял склонности к чтению своих стихов, что, вероятно, было к лучшему, учитывая снобизм Цицерона. Со своей стороны, Цицерон лишь изредка позволял себе покровительственный тон.
Все разговоры велись о делах, касающихся порта Сиракуз и сицилийского урожая зерна, о драматических фестивалях сезона в старом греческом театре города, разговоры о современной моде среди сиракузских женщин (которые всегда отставали на несколько лет от женщин Рима, на что Цицерон считал своим долгом указать). Большая часть разговора проходила на греческом, и Экону, чей греческий был ограничен, неизбежно становилось скучно; в конце концов я отпустил его, зная, что он найдет беседу гораздо более увлекательной, если сможет подслушивать ее в кухне вместе с Тиро.
В конце концов, за чашкой молодого вина после последнего блюда из соленого лука, тушенного в меде с семенами горчицы, Цицерон начал вспоминать прошлое. Он провел целый год на Сицилии и посчитал себя знатоком долгой и бурной истории острова, и, похоже, был очень доволен возможностью продемонстрировать свои знания местной собратии. Постепенно его голос вошел в речевой ритм, который не допускал возражений. То, что он рассказывал, было захватывающим – я никогда не слышал так много ужасных подробностей о великих восстаниях рабов, которые потрясали Сицилию в предыдущие времена, - но через некоторое время я заметил, что его сиракузские гости постепенно стали скучать также, как и Экон.
Цицерон особенно разошелся, когда заговорил об Иероне, правителе Сиракуз во время их золотого века.
– Этот правитель был примером для всех других эллинских тиранов, которые правили греческими городами в его дни. Но ты не все знаешь о славные правления Иерона, Марджеро.
– А что именно? - спросил Марджеро, моргая и откашливаясь, как человек, только что отошедший от сна.
– Я имею в виду поэта Феокрита – его шестнадцатый сонет, - подсказал Цицерон.
Марджеро снова моргнул.
– Шестнадцатый сонет Феокрита, - сказал Цицерон, - стихотворение, в котором он превозносит достоинства правления Иерона и надеется на его окончательную победу над Карфагеном. Ты, конечно, знаешь это стихотворение.
Марджеро моргнул густыми ресницами и пожал плечами.
Цицерон неодобрительно нахмурился, затем выдавил улыбку.
– Я, конечно, имею в виду те стихи, которые начинаются:
«Издавна дочери Зевса, и с ними певцы, восхваляли
В песнях бессмертных богов и деянья мужей знаменитых…»
- Вспомнил, Марджеро…?
Молодой поэт шевельнулся.
– Что-то смутно знакомо, – Дорофей тихо рассмеялся. Тонкие губы Агафина сжались в улыбке. Я понял, что Марджеро иронизирует над Цицероном.
Цицерон, не обращая внимания, подсказал ему еще несколько строк:
«Вот сиракузцев солдаты за древки хватаются копий,
Крепко плетенным щитом отягчив свои мощные руки.
Сам Гиерон опоясан мечом, как былые герои,
Носит он шлем на главе, осеняемый львиною гривой.».
– Львиною гривой? - проворчал Марджеро.
– Что такое?
– Там вроде бы: «С конским хвостом на богато украшенном шлеме», - сказал Марджеро, неумолимо приподняв бровь. – Неужели львиною гривой?
Цицерон покраснел.
Да, ты прав: «С конским хвостом на богато украшенном шлеме». Выходит, ты знаешь это стихотворение.
– Немного, - промолвил Марджеро. – Конечно, Феокрит, пытаясь завоевать расположение Иеро, всячески старался ему понравиться. В
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Гладиатор умирает только один раз - Стивен Сейлор», после закрытия браузера.
