Читать книгу "Холодные песни - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич"

спасало.

Степь полыхала ярко-красным. Маковое море накатывало с двух сторон.

Сколько еще до «двойки» [8]? Час, меньше…

Таболин уткнулся лбом в дымчатое стекло и попытался представить, какие мысли витают в салоне первого автобуса. Что испытывал бы он на месте тех, кто ехал «в один конец»? Опустошающую радость? Смутную тревогу? Или окрошку из этих чувств? По телевизору крутили специально подготовленный видеофильм. Никто не обратился лично к дублеру Таболину, не напутствовал просто и искренне, лишь мелькнула (в памяти) фотография матери и отца, а затем на экране всплыло бодрое и усатое лицо Леонида Якубовича.

Стеклянные перегородки отделяли салон от входных дверей, у каждого борта стояло по шесть кресел, вентиляционная магистраль предусматривала подключение скафандра. В автобусе свежо пахло чем-то цветущим, отнятым у внешнего мира. Маками?

Колонна ушла с трассы влево и остановилась около монтажно-испытательного корпуса второй площадки. Последним из «Байконура» вышел Таболин.

Во время завтрака в МИКе он, молча уплетая красную икру и прихлебывая чай, поглядывал на командира первого экипажа. Тот не притронулся к еде, лишь взял со стола пучок зелени, кажется, петрушки, понюхал и завернул в пакет. Повезет на станцию – Уссаковскому, Алиеву и Рюшину, отвыкли ребята от вкусов и запахов, а на Землю не скоро, большие дела ждут… Подумать только, Луна…

Луна!

Четыре месяца назад автоматические модули ЛОМ-1 и ЛОМ-2 (Таболин слышал несколько забавных версий того, как утверждали аббревиатуру Лунный обитаемый модуль) прилунились в кратере Шеклтон. Их дистанционно разбудили с орбиты: трудитесь в поте систем и механизмов. Модули выгрызали из тени кратера водный лед. Впитывали высокими куполами солнечную энергию – спасибо «пику вечного света» [9]. Поддерживали оранжереи и бассейны с бактериями. Накапливали, измеряли, подготавливали, извлекали из недр. На РКС [10] контролировали работу и корректировали параметры, в ЦУПе не могли нарадоваться цифрам и графикам, особенно с полигонов по добыче полезных ископаемых. Пришло время первой экспедиции – меньше чем через месяц шлюзы первого и второго ЛОМов откроются перед человеческой настойчивостью.

Таболин ощутил укол зависти, дергающую боль бессилия. Запасной, вечный запасной… Интересно, испытывал ли что-то похожее Нелюбов [11]? У Таболина гудела голова, болел позвоночник.

– Перекур? – спросил Кравуш, молодой, русоволосый, преисполненный надежд: не на сегодня, так на завтра. – Тринадцать минут в запасе.

Таболин кивнул, дублеры направились в курилку. Похоже, Кравуша тоже мучила мигрень – парень массировал виски.

Дальше – снятие электрокардиограмм, измерение давления. Космонавты переоделись в стартовое белье и полезли в «доспехи». К новому дизайну модифицированного скафандра Таболин успел привыкнуть во время тренировок в гидроневесомости. Серебристый, многофункциональный, с более гибкими плечевыми, локтевыми и коленными частями, с упакованной в рюкзак системой жизнеобеспечения. Внутри скафандра уместился бы и человек гораздо крупнее дублера, но неудобств это не доставляло; пространственный шлем имел необычную форму, вытянутую в лицевой части. Таболин устроился в ложементе. Техник занялся проверкой скафандра: «Норма… норма… норма…» – словно сигнал датчика, а не голос живого человека. Герметичность, системы жизнеобеспечения – все в норме. Да и бог с ними, ему-то зачем? После проверки в скафандрах останется лишь первая тройка, а запасные облачатся в комбинезоны.

Дальше – беседа через стекло с большими людьми, беглое общение с журналистами.

Встали. Основные повернулись к дублерам. Командир первого экипажа хлопнул Таболина по плечу. Дублеру почудилось, что по небритому уставшему лицу командира прошмыгнули бугорки плоти, какие-то темные опухоли. Таболин не стал потакать – чему? галлюцинации? – и отвел взгляд.

Космонавты вышли из МИКа и под шквал аплодисментов погрузились в автобусы.

– Сегодня они, завтра мы, – довольным тоном сказал Мунх, и «Звездный» с «Байконуром» тронулись с места.

Колонна проползла сквозь кричаще-машущие шеренги. Таболин ласкал взглядом ракету-носитель; ракета высилась на старте. По дороге стелился туман, плотный, слепой, быстрый – вскоре Таболин мог различить лишь первый автобус, смутное подмигивание проблескового маячка. Космодром исчез. По стеклу поползли капли дождя.

Кортеж остановился. Передние двери открылись. Дублеры вышли из автобуса и стали мочиться на заднее правое колесо. Гагаринскую традицию надо чтить. Таболин с трудом выдавил на резину несколько капель, повернул голову и отметил, что в «Звездном» не опустили шторки. Странно. Правда, рассмотреть что-либо сквозь дымчатое стекло он не смог.

Основные стояли в скафандрах, приоткрытых ниже пояса. Первыми отстрелялись бортинженер и космонавт-исследователь. Командир не спешил. Прежде чем подняться в автобус, он повернулся в сторону Таболина, и у дублера перехватило дыхание. Клювообразное забрало было поднято, и на фоне темного, почти черного лица горели желтым огнем нечеловеческие глаза. Вспышка головной боли ослепила Таболина.

Когда он снова смог видеть, на обочине возле «Звездного» никого не было. Автобус не трогался, двери оставались открытыми. Белесое марево окутало серебристый кузов с оранжевыми и белыми полосами. Прямоугольные фары глядели глазами зверя. На мгновение Таболин снова увидел того, кто еще несколько минут назад был командиром первого экипажа, – уродливое лицо приникло к стеклу, оскалилось и пропало, и в тот же миг одновременно раздались выстрел и безумный крик. Таболин закрыл лицо руками, но продолжил смотреть сквозь пальцы. Вглядываться в дымку.

В салоне «Звездного» прозвучал еще один выстрел. Третий. Звуки борьбы. Таболин увидел, как из автобуса выскочило горбатое существо, чистое безумие. Тварь бросилась на четвереньках в туман, затем вскочила на ноги, и тогда грянул новый выстрел – и существо упало.

Таболина втащили в салон. Двери «Байконура» захлопнулись. Он упал (или его усадили) в кресло и открыл глаза. Лицо было мокрым от дождя и слез.

Шум бойни стих.

– Поехали! – крикнул кто-то из сопровождающих.

Автобус дублеров тронулся, объезжая «Звездный», точно место аварии. Возглавляющая колонну милицейская машина сдала назад и замерла между первым и вторым автобусом. Открылась передняя пассажирская дверца, почти сразу упершись в борт автобуса № 1. В щель просунулся автомат, затем – странный шлем, больше похожий на проволочную клетку с бритой головой внутри, и наконец – весь хозяин бритой головы, облаченный в снаряжение для дрессировки собак; он выбрался на крышу машины и взял окна «Звездного» на прицел…

– Что там? – громко спросил Мунх. – В кого стреляли?

– Ни в кого, – отрезал плотный человек в гражданском, в руке он сжимал пистолет – небрежно, у бедра, будто сигарету, о которой забыл. Таболин не помнил этого человека: ни кто такой, ни когда сел в автобус. – Как приедем, влезайте в скафандры.

Другая милицейская машина прошла левее. Ослепительно светили фары, помаргивал синий маячок. Сейчас включат сирену, которая яростно заклекочет… или уже включили, но он не слышит?

«Звездный» остался