Читать книгу "Русский в Англии: Самоучитель по беллетристике - Борис Акунин"

Или не начинает – это уж как повезет.

My Bonnie lies over the ocean[58], или Как синица тихо за морем жила

Начну с героя. Не из мужского шовинизма, а потому что он – Русский, приехавший к Англии, которую будет олицетворять героиня.

Блестящий морской офицер Павел Чичагов, капитан большого 66-пушечного корабля «Ретвизан», в 1797 году надолго застревает на брегах Альбиона – его судно нуждается в серьезном ремонте. Работы ведутся в Чатэме (это порт недалеко от Лондона), в королевских доках. «Я нанял квартиру в городе, сколь было возможно поближе к эллингу, и явился к начальнику порта… – пишет Чичагов. – Это был флотский капитан, свыше восьмидесяти лет, по имени Проби».

Вообще-то Чарльзу Проби было семьдесят, но русский моряк молод, и ему что семьдесят, что восемьдесят – все едино.

Павел Васильевич оказался в Англии не впервые и неплохо знал язык. Он был отважный капитан и объездил много стран. И первое, и второе для капитана в порядке вещей. Но у Чичагова имелись и другие качества, менее тривиальные. Например, он был храбр не только перед бурями и картечами, но и перед начальством, что осложняло ему существование. Другим гандикапом являлась скрупулезная честность и любовь к порядку, что в российских условиях тоже не способствует успешной карьере. Но Павел Васильевич служил не при дворе, а в море, и чем дальше он обретался от власти предержащей, тем спокойней ему жилось. Больше всего капитан любил флот и свой корабль, главной его мечтой было сравняться в морском мастерстве с хозяевами океанов британцами. Поэтому, находясь в Англии, он мотал на ус и усердно всему учился.

Жил отважный капитан[59]

Однако этот человек вовсе не был ходячей астролябией. Он имел собственные суждения об общественном благе – числил себя последователем Руссо и стыдился, что его родина позволяет рабство. В одном из частных писем Чичагов называет Россию «страной ужасов, в которой играют бытием и счастьем более тридцати миллионов душ». Впрочем для любовной истории передовые политические взгляды героя несущественны. Красиво любить способны и самые отъявленные ретрограды. Важнее другое необычное для военного качество: он хорошо пел. «Подобно большинству русских, Павел интуитивно понимал музыку, – пишет Джоанна Вудс, автор недавно вышедшей книги об этой англо-русской любовной эпопее. – … Лодочники на Неве беспрерывно пели, домашние слуги делали свою работу, напевая старинные народные песни, солдаты шли на войну, хором распевая марши». Таким образом наш герой принадлежал к живописной нации невских гондольеров и музицирующих солдат.

Но вернемся к английскому начальнику порта Чарльзу Проби. «Он был вдов уже с давнего времени, – рассказывает далее Чичагов, – семейство его состояло из двух сыновей, находившихся в отсутствии, и из четырех дочерей, их коих только две были замужем. Общество их было приятно благодаря царившему в нем тону довольства. Девицы были музыкантши, младшая дочь более другой. Так как я очень любил музыку, то гармония послужила к нашему сближению, и я нашел так много соотношений между чувствами и склонностями этой девицы с моими, что с каждым днем более и более привязывался к ней».

«Эта девица», как вы догадались, и есть наша героиня Элизабет Проби. Ей уже двадцать три года, то есть по тогдашним понятиям она давно заневестилась.

Если Павла Чичагова, вопреки убеждению британской писательницы, трудно назвать типическим русским, то Элизабет была классической дочерью Альбиона – во всяком случае, как англичанок представляют иностранцы: сдержанной, рассудительной, интровертной. Внешность, впрочем, была обманчива. Один из знакомых спустя годы скажет про нее: под ледяной оболочкой сей холоднокровной британки угадывался пылающий вулкан. Эта внутренняя страстность вырывалась на поверхность, когда Элизабет играла на клавикордах. Девушка по-настоящему жила в музыке.

Неизвестный художник. Портрет Елизаветы Карловны Чичаговой (урожд. Элизабет Проби), жены адмирала П. В. Чичагова. 1799. Из открытых источников.

Когда русский пришел в гости и выяснилось, что он не против спеть, Элизабет села к инструменту, готовая аккомпанировать. Спросила, какую вещь угодно исполнить господину капитану (выговорить невообразимую фамилию Tchitchagoff никто в семействе Проби не мог). «Мою любимую», – отвечал моряк и назвал итальянскую мелодию, которую больше всего любила и мисс Проби.

Они запели дуэтом. В эти минуты все, вероятно, и решилось. Согласитесь: девушке 23 лет, со всей накопившейся огненной лавой в груди, странно было бы не влюбиться в мужчину, который выглядит инопланетянином, а на поверку оказывается сладкоголосым ангелом, слышащим внутренний голос твоей души.

Чичагова же, малопривычного к дамскому обществу, поразило, что с Элизабет можно беседовать об интересном: о ветрах, грот-мачтах и шпангоутах (она ведь была дочь капитана и выросла среди моряков).

Но Павел Васильевич, как положено мужчине, в сердечных делах был тупее и, кажется, не сразу сообразил, что влюбился. Ему просто нравилось бывать в гостеприимном доме, разговаривать и музицировать с удивительно приятной барышней. Лишь когда приблизилось расставание, капитан начал о чем-то догадываться. «Наконец, несмотря на все мое предубеждение против женитьбы, я почувствовал действительно, что мне весьма трудно будет расстаться с мисс Елизаветой Проби; я думал даже, что без нее не буду счастлив…», – сообщает он в своих записках с некоторым изумлением.

Зато, сделав это открытие, Чичагов колебаться не стал и ринулся на абордаж. Признался Елизавете Карловне в своих чувствах, ужасно обрадовался нежданно быстрому и горячему согласию. Тут же отправил капитану Проби письмо с официальным предложением, пояснив, что избранница уже извещена и возражений не имеет.

Чарльз Проби был несказанно фраппирован. Ему, по-видимому, не приходила мысль, что его дочери – вообще любой английской девушке – может взбрести в голову выйти замуж за неангличанина. А уж обитатель «Страны медведей», как тогда называли Россию, должен был казаться старому джентльмену принадлежащим к какому-то иному биологическому виду. Дочь получила суровый реприманд. Русскому капитану было отписано, с ледяной вежливостью, что о браке мисс Проби с иностранцем и иноверцем не может идти и речи. Вести дальнейшую переписку отец дочери запретил.