Читать книгу "Мухи - Максим Кабир"

Саша подхватила первую коробку.

Цой сажал алюминиевые огурцы тише, чем секунду назад. Дверь чулана затворилась сама по себе. Изнутри дверное полотно расчертили кривые царапины.

Саша подумала: «Если погаснет лампочка, я закричу».

Она пнула коленом дверь. Подперла ее. Вынесла в коридор коробки, одну за другой. Теперь чулан станет вместилищем для их барахла.

«Эх, забабахать бы там гардеробную, как у Кэрри Брэдшоу из «Секса в большом городе». Полки с сотней пар модных туфель»…

С недавних пор ей, поклоннице «Конверсов», стала нравиться и классическая обувь.

Саша уселась на паркет, вздохнула, озирая коробки. Распечатала ближайшую. Заинтригованный Сверчок встал на задние лапки, оперся передними о картон.

Как она и подозревала, пожилая учительница хранила сущий хлам. После смерти бабушки Зои в ее запасниках обнаружилось нечто подобное. Старикам больно расставаться с вещами, отжившими свой срок.

В коробке были пожелтевшие и слипшиеся газеты, разгаданные кроссворды, копировальная бумага, стопки фольги. Телепрограммы за двенадцатый год, в которых поплывшие фломастерные закорючки отмечали передачи и фильмы. Учительница любила сериал про детектива Коломбо. Саша улыбнулась грустно.

Макулатура покойницы навевала философские мысли о недолговечности, тщетности бытия. Все, что тебе дорого, однажды станет неактуальным, как телепрограммы шестилетней выдержки.

Во втором ящике лежали гайки, болты, железки, задубевшие кисти, банка столярного клея, связки ключей. Саша приготовила пакеты и сортировала находки. В маленький – то, что может пригодиться, например молоток, пила. В большой – мусор.

Третья коробка содержала учебники по алгебре и геометрии. Четвертая – граммофонные пластинки. Имена исполнителей ничего не говорили Саше, даже певец Лещенко был совсем не тем, которого она знала. Поколебавшись, она отправила в мусорный пакет и эту коробку. Перебралась к битым елочным игрушкам.

Как и пожитки бабушки Зои, учительские вещи напоминали сокровища постаревшего Тома Сойера. Через руки Саши прошли: утюг, работающий на угле; чайник, черный от накипи; жестяные банки из-под какао; запаянный в пленку телевизионный пульт; телескопическая антенна; квитанции; собрание сочинений Сталина; колокольчик без языка и пупс без ног; просроченные лекарства, церковный календарь и многое другое.

Она спасла от забвения, среди прочего: керосиновую лампу («будет стильно смотреться в спальне»), фотоаппарат «Киев-2» («выставлю на Интернет-барахолке, а вдруг»), набор ложек, фарфоровую Снегурочку… и ящик соли. Дюжина упаковок, подарок от запасливой старушки.

Не выбросила Саша и коробку фотоальбомов. Протерла от пыли, перенесла в гостиную. Порывшись в памяти, извлекла имя учительницы: Галина.

Любопытство распирало. Она раскрыла альбом и погрузилась в жизнь незнакомой женщины.

Титульное фото изображало студентку на фоне Шестинского педагогического университета. Через полтора месяца Саша приедет на лекции в этот же корпус. Студентка широко улыбалась, ветер развевал ее светлые волосы. Она убирала локон от губ и держала конспекты под мышкой.

– Хорошенькая, – сказала Саша.

Фото датировалось шестьдесят вторым годом. За ним пошли более ранние фотографии. Та же блондинка под яблоней, с родителями, на пляже в смешном купальнике. Тут ей тринадцать, а тут десять. И комментарии рядом, красивым почерком: дача, Гурзуф, Новый год. Юной Гале доставляло удовольствие позировать на камеру.

Следующий альбом был скучнее. Родня, тщательно подписанная, кто где. Иволгины, Кунаевы, кузины, дядья. И почти нет хозяйки. Быстро пролистав до конца, Саша догадалась, что Галина сама фотографировала родственников. Возможно, на найденный серебристый «Киев».

Галина вернулась в альбоме с бархатной обшивкой. Она вела уроки, писала мелом на доске, объясняла пионерам задачи. У школьниц были белые банты, кружевные воротнички и манжеты. У школьников – эмблемы на рукавах темных пиджаков.

Мальчики, наверное, частенько втрескивались в привлекательную учительницу.

Саша подумала, что этим детишкам сейчас под шестьдесят. А Галя сгнила в гробу.

Ученики, друзья, коллеги сопровождали Галину. В семидесятом появился муж, усатый, представительный. В восьмидесятом он пропал из альбомов. Женщина красиво старела.

– Ты боготворила детей, – прошептала Саша, – но не имела своих.

Она листала десятилетия, проводила на пенсию поседевшую Галину Дмитриевну.

Героиня альбомов продолжала фотографировать. Улицы Шестина, птиц, природу. Сменила черно-белую пленку на цветную, купила модный в девяностые полароид, затем – мыльницу.

Саша рассмеялась, наткнувшись на селфи. Пожилая Галина улыбалась в объектив.

«Жаль, что они с Роминым дедом не встретились раньше».

Саша решила отдать фотографии Георгию Анатольевичу.

– Следи за собой, будь осторожен! – пел Цой.

Из последнего альбома выпал толстый конверт. Саша высыпала на кровать очередную порцию фоток. Повертела в руках.

– Зачем было проявлять такое? – спросила Сверчка удивленно.

Фотографии были бракованные: просто черные глянцевые прямоугольники. Будто делали их в темноте, или палец закупорил глазок камеры.

В уголке одной проступало что-то зеленое, вроде трубы. А на этой…

Саша перевернула снимок. Распознала фигурные балясины, ступеньки. Пролет между лестницами. Судя по глубине, их второй этаж. И мрак на дне, куда прыгнул художник, рисовавший мух.

Галина фотографировала, свесившись с перил.

Было невозможно разобрать, что заинтересовало ее внизу.

Изо всей стопки только два фото были четкими и светлыми. И маркированными ровным почерком Гали.

Номер раз: носовой платок, расстеленный на полу. По его полю голубые буквы: «Зало». И красное пятнышко, отпечаток, под овалом «О». Будто прокололи иглой палец и кровью испачкали ткань.

– Зало? – пробормотала Саша.

Пояснительная надпись походила на бред.

«Вышила во сне. Проснулась, сожгла».

«Вышила во сне? – встревоженно подумала Саша. – Белиберда»…

Минуту она изучала фотографию. Она не слышала, чтобы лунатики вышивали что-то. Либо Галя неясно изъяснилась, либо забыла, как села за шитье.

Саша пододвинула к себе фотографию номер два. Огляделась вокруг и снова посмотрела на снимок. Без сомнений, он запечатлел их гостиную. Обои, содранные мамой. Потолок до побелки, люстра, сейчас висящая над Сашиной головой. Фотографировали со стороны спальни. Гостиная практически целиком попала в кадр. По левому краю тянулся сервант советского образца. Лобастый телевизор в нише. Вазы, сервиз. Справа находилась этажерка с комнатными растениями, софа. Типичное жилье пенсионерки.