Читать книгу "Убийственный возраст - Геннадий Сорокин"

На улице Волгоградской было тихо. Все трудоспособные граждане разъехались по фабрикам и заводам, молодежь корпела над конспектами в школах и ПТУ. Дворники перестали скрести снег с тротуаров, заперли лопаты и метлы в каморки и пошли поспать часок-другой – у них наступило время первого дневного перерыва.

Никем не замеченный, Сергей забежал в подъезд Бурлакова, прозвонил в его дверь. Тишина. Никого. В то же место, что и вчера, Козодоев вставил огрызок спички. В четыре часа вечера спичка все еще была на месте.

«Все, больше мне здесь появляться нельзя, – решил Сергей. – До поры до времени мне везло, я ни с кем из жильцов не столкнулся нос к носу, но так вечно продолжаться не может. Теперь надо успокоиться и решить, как мне отвадить этого мерзкого Котика от моей мамаши».

13

В пятницу, перед поликлиникой, Сергей сделал еще один заход на Волгоградскую улицу. Ровно в 9.20 он обошел вокруг дома Бурлакова. Света ни в одном окне не было.

«Черт побери! – восхитился Козодоев. – Не верь глазам своим! Как это ни дико звучит, но любовник матери живет один в такой огромной квартире. Что говорить, есть где мамане разгуляться. Это вам не в спешке в подсобном помещении одежку скидывать…»

От отвращения к собственным мыслям Сергей сплюнул и грязно выругался. Интимная жизнь родителей всегда была табу для детей, о ней даже думать было неприлично. Но что делать, если твоя мать – шлюха? Святой ее считать только потому, что она родила тебя?

«Как это ни мерзко, но вещи надо называть своими именами, – определился в своем отношении к матери Сергей. – Я ее в объятия Котика не толкал. Так что извини, мамочка! Нимб над твоей головой без моего участия померк».

После разведывательного броска по улице Волгоградской Козодоев поехал в поликлинику. Через час, спрятав заветную справку об освобождении от занятий в пиджак, он похлопал себя по карманам пальто и обнаружил, что не взял с собой сигареты. Ближайший гастроном находился через два дома от поликлиники. Сергей неспешно прогулялся до него. В винном отделе у прилавка стояла сгорбленная старушка. Козодоев встал позади нее, приготовил деньги на любимые «Родопи».

Старушка была одета очень бедно: пальто ее лоснилось от долгой носки, воротник из искусственного меха свалялся, валенки были побиты молью.

– Сейчас, сейчас, минуточку, – попросила она продавщицу.

Надменная упитанная труженица прилавка нехотя кивнула, разрешая покупательнице не спешить. Трясущимися руками старушка достала из кармана связанный узелком грязный носовой платок, попробовала развязать его, но не смогла. Скрюченные болезнью пальцы не слушались.

– Давайте я помогу, – предложил Сергей.

– На пачку «Беломора» хватает? – обеспокоенно спросила старушка.

– Здесь даже больше.

Козодоев отсчитал 22 копейки, остальную мелочь оставил в платочке.

Небрежно кинув папиросы перед старухой, продавщица обратилась к Сергею:

– Тебе чего?

– Пачку «Родопи».

– А не молодой еще? – решила покуражиться тетка за прилавком.

– В самый раз! Завтра в армию идти.

– Да мне-то что, кури! – Отработанным движением она достала сигареты, порылась в кассе, нашла пятьдесят копеек одной монетой на сдачу.

На улице Козодоев жадно закурил.

«Все это – дерьмо! – отчетливо понял Сергей. – Уличная слава, авторитет среди друзей, восторженный блеск в глазах девчонок: „Ах, это только ты мог провернуть!“ Все это блеф, миф, фикция. Чушь. Мусор. Скоропортящийся продукт. Срок его годности – до ухода в армию, а после нее уличная жизнь растворится сама по себе и наступят суровые будни. Мне надо будет кормить себя и семью, одеваться, водить жену в кино. На все это потребуются деньги, много денег. Рублей триста в месяц, не меньше. Путь к тугому кошельку лежит через институт. Тут-то меня и поджидает засада. Я поступлю в политех, через год уйду в армию, отслужу, вернусь и восстановлюсь на втором курсе. Если к этому времени отец и мать разведутся, то моя учеба накроется медным тазом. Мамаша-преподаватель не сможет содержать меня, студента. Она скажет: „Мне тебя, лоботряса, кормить не на что! Хочешь учиться – иди работать. Переведись на заочный факультет и обеспечивай себя сам. У меня еще дочь-школьница, мне ее на ноги поднимать надо“. Вот и все! Старушка с платочком в свое время не училась, теперь ходит в поеденных молью валенках. Мне, чтобы мелочь на папиросы не считать, надо отвадить любовника от матери и сохранить нашу семью. Кровь из носа – я должен развести их „мосты“ навсегда! Но как это сделать?»

Сергей щелчком отправил окурок в сугроб, немного постоял, нервно закурил новую сигарету.

«А замочек-то у Котика плохонький, английский. Открыть его – раз плюнуть».

Почти в каждой подростковой компании были парни, успевшие до совершеннолетия получить уголовный опыт. Среди знакомых Козодоева таким был прыщавый пацан по кличке Павлик. В прошлом году Павлик с дружком сняли шапку с пьяного мужика и получили по два года условно. До суда несовершеннолетних преступников содержали в следственном изоляторе. За четыре месяца в тюрьме Павлик так наблатыкался, словно он в зоне, на строгом режиме, отсидел лет пять. Причем все пять лет, по его словам, был среди зэков в большом авторитете. Рассказам Павлика о лихой воровской жизни не было числа. Как-то он, описывая свои явно выдуманные похождения, объяснил парням, как можно вилкой открыть английский замок. Козодоев запомнил технологию и для интереса решил поэкспериментировать с соседской дверью. К его удивлению, английский замок легко открылся. Проходить в квартиру Сергей, разумеется, не стал. Не для того он экспериментировал, чтобы соседей обворовывать.

«У Бурлакова в двери стоит английский замок. Я вскрою его без проблем, войду в квартиру… а что дальше? Слово из трех букв на стене написать? Ерунда это… хотя если подумать… Что-то в этом есть. Главное – не спешить и выверить удар так, чтобы Котик в ужасе отстал от матери».

Вечером «выздоровевший» Козодоев появился в двенадцатиэтажке. В последние дни Сергею не хотелось никого видеть, но он не мог допустить, чтобы кто-то из приятелей заметил изменения в его поведении. «Пока я не смогу найти выход из положения, все должно быть как всегда», – решил он.

В подъезде было накурено и скучно. О дерзкой «акции» в тылу врага уже никто не вспоминал. За прошедшую неделю слава Сергея Козодоева успела погаснуть, толком не разгоревшись.

«Как жаль, что Кайгородовой не было в тот день, когда мы с Фрицем вернулись с Волгоградской! – подумал Сергей. – Хотелось бы мне посмотреть на ее реакцию. Еще никто не решался провернуть „акцию“ во владениях Туриста. Я – смог, а что толку?»

Лена Кайгородова пришла в двенадцатиэтажку вместе с Быковым.

«Печальная красавица. – Сергей наконец-то смог в двух словах обрисовать облик Кайгородовой. – Лена, даже когда улыбается, всегда о чем-то грустит. За ее доброй и печальной улыбкой кроется какая-то тайна. Загадка прошлой жизни. В сущности, что мы знаем о Кайгородовой? Почти ничего. Никто не ответит на вопрос, почему она стала искать друзей в другом микрорайоне. Чего ей в родных стенах не сиделось? Парней на Волгоградской больше, чем девушек. Могла бы себе любого присмотреть, но она… Узнать бы ее тайну!»