Читать книгу "Самый длинный век - Сергей Калашников"

Состояние опасности мгновенно превратило нас с неандертальцами в одно племя и… детей затолкали под самую крышу. Это довольно высоко, метров пять примерно. Костры погашены, все замерли, кутаясь в одежду. Темно и холодно – на дворе не май-месяц, хотя здесь наверху относительно тепло, однако – костёр погашен, а из отверстия для ухода дыма поступает свежий воздух. Весьма свежий. Снаружи наступила ночь – это видно по тому, что свет сквозь баррикады у дверей, и раньше едва сочившийся, вообще перестал различаться. Ну и сверху, разумеется… кажется, что оттуда в помещение вползает тьма. Словно отгораживаясь от неё, человеческие женщины затягивают проём большой шкурой.

Я впервые тут под крышей нашей землянки. И имею чему удивиться. Несколько плетней в разных местах образуют полки, где, собственно, и сосредоточена детвора. Внизу неподалеку от дверей притаились неандертальские подростки. Женщины же нахохлившимися клушами расселись по балкам и укосинам.

И тишина.

* * *

Долгая холодная ночь была беспросветна, тосклива и тянулась бесконечно. Я притиснулся к Тычинке – она тёплая. Бормотун согревал меня с другого бока, а к спине прижался Кит. Тётя Ольха привязала к нам верёвку, охватив всю группу, и закрепила её за столб. Чтобы не рухнули во сне.

К слову сказать, пустые корзины и корзины с пустыми мешками, висящие вокруг во множестве, создавали ощущение стеснённости и прекрасно маскировали наше пристанище. Но с наступлением полной темноты это перестало иметь значение. Нигде ни одного проблеска, как говорят, хоть глаз выколи. Время тянулось тоскливо и тревожно.

Утро принесло недобрые звуки со стороны входа, направленного на юг, то есть – под навес, что рядом с огородом. Две двери, восточной стены новой пристройки никто не трогал, зато в "парадное" били бревном. Скорее всего, тем самым на котором мы сидели во время еды. Трещал плетень, ломались подпиравшие его хворостины, потом хрястнуло, и несколько незнакомых мужчин с копьями в руках появились у нас под ногами.

Переговариваясь на незнакомом языке, они не понимали, во что вляпались. Их, привыкшие к свету глаза мало что различали, а моя мамочка загоняла стрелы тщательно целясь и никуда не торопясь. Когда, вскрикнув, упал первый поражённый, склонившийся над ним человек подставил спину под удар копьём – тётя Тростинка просто заколола неудачника. В этот момент, стремящиеся вслед за первыми, чужаки ещё вбегали внутрь, и ничего не видели, а камень уже раздробил голову детине, поднявшему взор кверху.

Потом свистнула новая стрела, вслед за чем последовал предсмертный вскрик. Тяжелый удар приводного колеса от прялки подобных звуков не вызвал – жертва его пала беззвучно.

Нападавшие тыкали во все стороны копьями, разили дубинами… но, наугад. В темноту. Туда, где никого не было.

Самих же их просто перебили на выбор. Сверху падали камни, летели заострённые палки, мешки с чем-то твёрдым и другие увесистые непонятности. Это напоминало обвал, который устроили девять мускулистых тётей и три жилистых неандертальских подростка. Не всех, конечно, положили на месте – часть поняла что к чему и поспешила ретироваться. Вскрики, донёсшиеся снаружи дали понять, что и там им не рады.

* * *

Так и оказалось. Наши охотники попросту закололи копьями ослеплённых ярким светом незадачливых противников, выбежавших из сумрака неосвещённого помещения. Да и было их всего трое, не вполне уже здоровых человека – каждому успело как следует перепасть сверху. Тут-то до меня и дошло – мы не прятались всю ночь, дрожа от страха, а напряженно и сосредоточенно сидели в засаде. В принципе, даже одна моя мама с этой позиции – сверху из темноты – могла положить всех нападавших почти безо всякого риска для себя. Если бы ей не взялись помогать соплеменницы и подростки, напугавшие чужаков слишком быстро, так бы и случилось.

Ну а на такой случай мужчины и подстраховали властительниц грёз своих, потому что отпускать врага опасно – чувство мести может сподвигнуть человека на любую глупость.

Про то, как добивали раненых даже упоминать не стану. Удивился я когда увидел, как тела поверженных врагов поспешно вывозят лодками и, привязав к трупам камни, топят на глубоком месте. И оружие их – тоже. Довольно далеко отвозят вниз по течению, за памятный мне плёс, в то место, где имеется глубокая яма.

Краем глаза приметил короткий спор между Острым Топором и Сидящим Гусем, позарившимся на отличное копьё с превосходным костяным наконечником.

– Духи-защитники умершего не должны отыскать никаких следов своего подопечного, – сказал вождь.

Ответа расслышать не удалось, но интонации в голосе звучали согласно. Это я потому отмечаю, что, хоть и считаюсь "Говорящим с Духами", но ни малейшего представления об этой стороне бытия своих соплеменников не имею. Их верования так и не были ни разу озвучены в моём присутствии. Имею ввиду, понимание категорий жизни и смерти. Они вообще на религиозные темы стараются не разговаривать.

Вот у меня дух-покровитель имеется. Всем про это известно. А у других? Откуда мне знать?

* * *

Потом было осадное положение. В том смысле, что одна группа ушла на разведку, вторая ходила дозором по ближайшим окрестностям, и только третья продолжала трудиться на огороде. Кто силён в арифметике, легко подсчитает, сколько работников осталось, если всего среди нас семеро взрослых мужчин.

Взвинченность, постоянная насторожённость, готовность немедленно бежать или защищаться – сами понимаете, настроения это никому не прибавляло. К тому же не только рыбалка – даже прогулки по ближайшим окрестностям были строжайше запрещены.

Что мы ели? Горох. Его "неожиданно" отыскала Лёгкое Облачко где-то на самой верхотуре. После этого Бредущие Бекасы стали называть нас, людей, Прижимистыми Барсуками. Вот и появилось название у племени. Хе-хе. И ведь никто не возразил – приняли, как должное. Внутренние тёрки между нами и гырхами мигом утихли, а мама научила ту самую неандерталочку, что строила глазки, правильно мыть папины эти самые перед, ну Вы поняли чем.

Разврат! И ведь никто даже не подумал поинтересоваться, как к подобному отнесутся духи.

Глава 10. Торжище

Год прошёл за ничем не примечательными делами. Неандертальцам отгрохали землянку не хуже нашей и сложили в ней огромное количество вяленой рыбы на зиму. Про горох и рассказывать не стану – его тоже припасли с избытком. Горшков я так и не сделал – их хватало на оба стойбища ещё с прошлой осени, поэтому не было причины напрягаться. Ткацкий станок у меня по-прежнему не получался даже мысленно.

Учился охотиться, считался удачливым рыбаком – меня часто приглашали на промысел, несмотря на то, что, кроме как советом, ничем помочь не мог. Разве что у костра поколдовать над горшками с варевом.

Научился различать по голосам множество птиц, а по следам – зверей. Заметно подрос и окреп.

Знания из прошлой жизни мало в чём мне помогали. Ну показал соплеменникам, как действует пуговица и для чего может пригодиться карман. Это не революционные вещи, особенно, если учесть трудоёмкость шитья, отчего на швах мастерицы экономят до полного неприличия.