Читать книгу "Могикане Парижа. Том 1 - Александр Дюма"

Но собственного мнения у него не было, или, вернее, бедный и честный малый знал только одно: он должен прокормить мать и сестру и отдать тысячу франков г-ну Мюллеру.

Ему сказали, что придется работать почти всю ночь; он был согласен. Когда его спросили, сколько он хочет за работу, он ответил: «Сколько вам будет угодно мне назначить».

Примерно в середине 1818 года он поступил корректором в эту типографию.

Ровно через год он вернул старому учителю тысячу франков, которые тот ему одолжил.

Спустя еще год он сумел отложить шестьсот франков.

И размечтался же тогда несчастный Жюстен! Через четыре года он надеялся сколотить для сестры три тысячи приданого, а также четыреста франков на свадебные расходы.

Но он сам?.. Что с ним сталось?! Он превратился в чернорабочего, в подобие мельницы, монотонный стук которой замирал лишь с двух часов ночи до шести утра.

Вот о таких людях какой-то святой сказал: «Трудиться — значит молиться».

Мечта Жюстена имела такой же конец, как и любая мечта: она не сбылась.

Жюстен захворал; болезнь оказалась серьезной: менингит за неделю привел его на край могилы. Брюшной тиф, последовавший за менингитом, на два месяца приковал его к постели.

Русская пословица гласит: «Беда не приходит одна».

Эта пословица с не меньшим основанием могла бы быть французской или испанской.

Стоило несчастному Жюстену заболеть, как он всего лишился. Уроки музыки передали известному пианисту, который в них не нуждался. Он был в моде, и на уроки приходил, когда у него было время.

Счета перепоручили щеголю, предшественнику Жюстена: он убедил хозяина, что сумел исправиться.

Роялистский листок обанкротился, не выдержав нападок за ревностную поддержку «Бесподобной палаты».

А так как без газеты иметь корректора было излишеством, которое бывший хозяин не мог себе позволить, то, как только газета закрылась, распрощались и с корректором.

Оставалось репетиторство.

Однако начались каникулы, и все ученики разъехались.

К счастью, рядом был по-прежнему славный г-н Мюллер.

Старик, ставший небесным покровителем несчастного семейства, заменил собой Господа Бога, когда тот, слишком занятый падением Империи, отвел свои взоры от ничтожной спаленной фермы.

Мюллеру недавно вернули тысячу франков, и теперь можно было снова одолжить у него эти деньги.

С этим Жюстен и вышел впервые из дому: деньги и явились целью его первого визита.

Еще слабый после болезни, держась за стены, он еле добрался до старика и застал его дома; г-н Мюллер сидел на небольшом чемодане, который он только что захлопнул.

— А-а, вот и ты, мальчик мой! — воскликнул старик. — Я очень рад, что тебе лучше.

— Да, господин Мюллер, — отвечал тот, — и, как видите, мой первый визит — к вам.

— Благодарю… А я как раз собирался зайти к тебе попрощаться.

— Как?! Вы уезжаете? — с беспокойством спросил Жюстен.

— Да, друг мой, я отправляюсь в далекое путешествие.

— В путешествие?..

— Я никогда тебе об этом не рассказывал, потому что если бы я это сделал, ты не взял бы у меня тысячи франков, те, что ты недавно мне вернул.

— Боже мой! — пробормотал Жюстен.

— Я говорил тебе, что родом я из того же города, что и великий, прославленный Вебер. Мы познакомились еще детьми; став юношами, мы подружились; впоследствии я всегда им восхищался и дал себе слово перед смертью непременно повидаться с автором «Вольного стрелка» и «Оберона». Я много работал — а ты знаешь, что это такое, — и скопил тысячу франков, дабы вознаградить себя в старости этой радостью и потешить гордыню. Я уже собрался в путь, когда тебе понадобились мои жалкие сбережения. И я сказал себе: «Что ж! Я еще не стар, Господь ниспошлет нам с Вебером еще немного времени, пока Жюстен успеет вернуть мне тысячу франков, которые я предлагаю ему».

— Дорогой господин Мюллер!

— И я тебе предложил деньги, мой мальчик, а ты согласился; я видел, как ты надрываешься, бедный раб собственной чести, чтобы поскорее со мной рассчитаться, а я, старый эгоист, вместо того чтобы сказать: «Не спеши так, у тебя есть время, в молодости есть силы, но их надо беречь!» — ничего тебе не говорил, бедный мой мальчик; прошу простить мне этот грех… Я не помешал тебе, хотя часто слышал: «Вебер болен, у него слабая грудь, он долго не протянет!..» Не говоря уж о том, что в его музыке звучали последние вздохи отлетающей души… И вот, наконец, Ценой лишений ты вернул мне тысячу франков; согласись хотя бы, что я никогда не напоминал о твоем долге.

— Ах, господин Мюллер…

— Нет, клянусь тебе, бедное дитя, что эта сумма мне была необходима. Едва она оказалась у меня в руках, как я подумал: «Отлично! Вот и деньги на каникулы!» Понимаешь? А если бы Вебер, с которым мы не виделись двадцать пять лет, был при смерти?! Но слава Богу, я успею его обнять! О, дорогой мне великий человек! Вчера я получил от него письмо; он в Дрездене, пишет оперу для саксонского короля. Нынче утром я собрал чемодан, заказал билет до Страсбура — вот мой отчет. Вечером я отправляюсь! Я собирался было зайти к тебе проститься, дитя мое, а ты пришел сам. Сейчас будем обедать.

— Ах, господин Мюллер, — задыхаясь, прошептал Жюстен, — мне еще рано обедать.

— Как жаль, что ты не можешь поехать со мной! Ведь это невозможно, не правда ли?

— Совершенно невозможно.

— Понимаю… У тебя уроки музыки, репетиторство, счета, корректура… Ты, верно, намерен все это возобновить?

— Да, — вздохнул Жюстен.

Мюллер был так взволнован, что не расслышал его вздоха.

Этот вздох — столь же печальный, как последний привет Вебера, — был прощанием с единственной надеждой.

Стоило Жюстену сказать: «Мне нужна ваша тысяча франков, дорогой господин Мюллер, потому что я еще не пришел в себя после болезни; мне нужна ваша тысяча франков, чтобы прокормить мать и сестру; вы увидитесь с Вебером позже или даже не увидитесь вовсе, — только останьтесь, славный Мюллер, останьтесь!» — и Мюллер, испустив, может быть, не менее печальный вздох, чем Жюстен, несомненно остался бы.

Жюстен промолчал. Он обнял г-на Мюллера, простился с ним, затем возвратился к себе, обливаясь слезами, и в изнеможении рухнул на кровать.

В пять часов того же дня Мюллер уехал в Дрезден.

После отъезда Мюллера средства семейства истощились до последнего су.

Поправившись, Жюстен предпринял еще одну попытку возобновить прежние уроки и подыскать новые, однако две трети родителей отвечали ему с трогательной заботой: