Читать книгу "Знамя Победы - Борис Макаров"

Елочных игрушек в школе не было. Не было их ни у кого из нас и дома. В войну и первые послевоенные, очень голодные и очень холодные годы было не до новогодних елок и новогодних игрушек.

На елку, привезенную нам Львом Андреевичем и Нюськой, – первую новогоднюю послевоенную елку в нашей школе – игрушки мы делали сами. Каждый класс готовил игрушки под руководством своего классного руководителя. Наша классная руководительница Людмила Ивановна Кузнецова ни на какого руководителя нисколько не походила. Она походила на Снегурочку. Невысокая, с пушистыми волосами, ясными, звездными, всегда смеющимися, улыбающимися, добрыми глазами, она, вполне возможно, и была настоящей Снегурочкой, которой в будние, непраздничные дни приходилось ходить в поношенной кацавейке, старых валенках, подшитых войлоком, вырезанным из другого, более старого валенка. Валенки учителям и тем же ребятам, у кого они были, подшивал тот же Лев Андреевич.

Под руководством Людмилы Ивановны мы клеили из бумажных ленточек, нарезанных из старых, найденных на чердаке школы тетрадей, цепочки. Цепочки раскрашивали красными чернилами. Чернил было мало. Людмила Ивановна развела их водой, и цепочки у нас получились не красными – розовыми, но все равно красивыми.

Из той же бумаги мы намяли шарики. Бумажные шарики обернули серебринками, выпрошенными нами у мам и бабушек. Серебринки – серебряные листочки – обертки из чайных коробочек и пачек – мамы и бабушки, особенно бабушки, бережно хранили еще с довоенных лет. Бабушки, наверное, надеялись, что когда-нибудь в нашем магазине снова появится чай и они смогут насыпать его в свои коробочки и пакетики. Шарики получились красивыми. При свете двух керосиновых ламп они сверкали, переливались, походили на ночные лучистые звезды, которые щедро развешало над школой новогоднее небо.

Короче говоря, елка у нас получилась что надо.

А вот подарки, по нашему с Генкой мнению, – нет.

В маленьких бумажных пакетиках, свернутых из тех же тетрадных, пожелтевших от времени листочков, мы получили от Деда Мороза, того же Льва Андреевича, по морковному и свекольному пирожку и по кусочку сваренного на молоке сахара. Мы ждали большего, и мы обиделись и на Деда Мороза, и на Снегурочку, точь-в-точь похожую на нашу Людмилу Ивановну, и на нашу бедную даже в Новый год жизнь, и на самих себя. Да-да – на самих себя.

– Эх, – сказал на другой день Генка, – дураки мы, дураки. Надо было самим себе сделать подарки. Накопить заранее всякой вкуснятины – конфет, пряников, орехов… спрятать все где-нибудь в надежном месте, а в Новый год достать и – ешь от пуза… Дураки…

– Ты прав, – ответил я. – К будущему Новому году мы не будем дураками. К этому мы были еще маленькими. Теперь выросли…

Об этом разговоре-уговоре мы вспомнили в сентябре. Летом никто из нас не хотел вспоминать о Деде Морозе, Снегурочке, новогоднем празднике, подарках…

Мы купались, ловили пескарей, играли в лапту и чижа, объедались недозревшей черемухой и мангиром…

…Вспомнили и единогласно решили:

– Пора!

Теперь я уже не помню, кто из нас выпросил у матери большой черный холщовый мешок. Мешок мы повесили на чердаке нашего дома за трубой, почти вплотную к ней. Сделано это было не случайно. Положи мы мешок на пол чердака – подарки наши достанутся не нам – мышам. Повесь мы мешок на виду, не за трубой – его увидит всякий, кто поднимется на чердак. Увидит – заглянет…

…Уже к концу сентября в нашем мешке-тайнике хранилось десятка два конфет. Не сделанных из сахара – настоящих, конфет-подушечек, купленных в магазине, с розовыми полосками; две горсти кедровых орешков; половина плитки фруктового чая.

О фруктовом плиточном чае хочется рассказать особо. Фруктовый чай был одним из главных наших лакомств.

В отличие от других продуктов его в магазине было много. Плиточки фруктового чая, обернутые, как нам тогда казалось, красивыми облатками-упаковками, в любое время года лежали на полупустых магазинных полках. Взрослые его не покупали. Фруктовый чай не походил на настоящий, без которого многие люди не мыслили своей жизни и из-за отсутствия которого страдали, пожалуй, сильнее, чем из-за отсутствия хлеба.

– Чай не пила, заварка кончилась, – голова болит, ноги совсем ослабли, ходить не могу, – не раз слышал я жалобу какой-нибудь бабки, с которой она обращалась к маме. – Выручи щепоточкой, Андреевна. Разживусь – отдам…

Фруктовый чай по цвету походил на каменный уголь. Каменный уголь изредка провозили мимо нашего села в горняцкий поселок, отдаленный от нас высоченным горным хребтом. Машины-полуторки с трудом вскарабкивались на хребет по размытой и разбитой дороге. Из перегруженных кузовов часто падали большие куски каменного угля. Они становились нашей добычей. Каменный уголь давал много тепла. Одно ведро его заменяло три-четыре беремени сосновых дров.

Часто после уроков пацаны с мешками и ведрами бегали к дороге, которую почему-то в отличие от всех других таких же дорог в селе называли трассой, приносили уголь и не только получали похвалу от родителей, но и продавали его всем желающим. Заработанные деньги шли на кино и на тот же фруктовый чай.

На обертках, облатках чая были нарисованы грозди каких-то незнакомых нам фруктов и ягод. Они были очень красивые – синие, красные, желтые, круглые и продолговатые. Они будили наши фантазии, заставляли глотать слюнки. Казалось, стоит взять в руки чайный брусок, разорвать облатку, и из нее тут же высыплются диковинные, сладкие-пресладкие ягоды и фрукты.

Но фруктовый чай, как уже сказано, был черным, липким и нисколько не походил ни на одну из нарисованных ягод. Вкус же его напоминал вкус черемухи, смородины, голубицы и всех прочих знакомых нам ягод, перемешанных и перетолченных в одной ступке.

Нам, мальчишкам и девчонкам, этот вкус нравился. Мы откусывали от черных плиток чая маленькие кусочки, с наслаждением сосали их и мечтали о странах и землях, где растут такие красивые и такие сладко-горько-кисло-терпкие ягоды и фрукты.

Единственное, что мешало нам наслаждаться фруктово-ягодным чаем, были обломки перетолченных косточек.

Песок, камешки или осколочки ягодных и фруктовых косточек скрипели на зубах, застревали в горле. Язык, губы, зубы становились абсолютно черными. Но все это нравилось нам. Черные губы, зубы, язык показывали: их владелец ел фруктово-ягодный чай, – все завидовали ему.

…К концу уходящего года в нашем заветном мешочке лежало уже три-четыре брикета чая. Вместе с чаем в мешке лежали с килограмм кедровых орехов, десятка два леденцовых конфет, весомый кусок горького «летчиского» шоколада. Шоколад привез в подарок Генке его дядя – настоящий летчик в настоящей «летчиской» форме, приезжавший в гости к Вырупаевым откуда-то из далекого «секретного» военного города. Генка не жадина – откусил от комка шоколада кусочек, а весь остальной подарок дяди отдал в общий котел – в наш мешок.

Мы увлеклись накопительством, и чем меньше оставалось времени до Нового года, тем больше старались наполнить-набить наш мешок. Дело дошло до того, что я сунул туда три вяленых копченых чебака. Ими угостил папу его друг – паромщик Ося Кирпичников.