Читать книгу "Знамя Победы - Борис Макаров"

И всего больше на свете мне почему-то хотелось потрогать хотя бы одним пальчиком Элиного зайчика.

Эля со своей мамой – врачом Евгенией Андреевной – жили недалеко от нас. Отец Эли погиб на фронте. Эля с Евгенией Андреевной жили, как и все в то время, трудно. Но даже мы, первоклассники, понимали: им труднее, чем многим другим. Ведь у них не было папы.

Евгения Андреевна делала все для того, чтобы ее дочка была накормлена и одета не хуже других и не чувствовала себя полусиротой. Она устраивала для Эли разные домашние праздники, приглашала домой друзей и подруг дочери. В доме Мусатовых почти всегда было шумно и весело.

В начале ноября Эле исполнилось – точно не помню – семь или восемь лет. Евгения Андреевна разрешила ей пригласить на именины друзей-одноклассников. Среди приглашенных оказался и я.

– Приходи к нам. На мои именины, – подошла на большой перемене ко мне Эля. – Мама испечет вот такой пирог, и даже два таких пирога – с картошкой и капустой. – Эля помолчала и добавила: – Можешь принести мне подарок.

– Зачем?

– Так положено. Когда люди идут к кому-нибудь на именины, они всегда дарят именинникам подарки. Так положено. Ты что, никогда не ходил ни к кому на день рождения?

– Нет… А что мне тебе подарить?

– Знаешь, о чем я мечтаю?

– Конечно.

– О чем?

– О конфетах или пряниках.

– Нет. Подумаешь, конфеты… Мне вчера мама целых две штуки дала. А мечтаю я о такой толстой-претолстой тетради, из которой можно сделать альбом. У всех больших девочек есть альбомы. Они в них розы разные рисуют, сердечки и стихотворения записывают. Я у Наташи Купцовой и Маши Терентьевой видела. Они уже в седьмом классе учатся, и альбомы у них – загляденье…

Наверное, целую неделю я думал только об одном – где взять тетрадь-альбом для Эли. В единственном поселковом магазине никаких тетрадей вообще не продавали, даже обыкновенные ученические тетради нам выдавали в школе.

Все разрешилось мгновенно и просто.

– Ты что-то в последнее время какой-то не такой стал, – обратилась ко мне мама за обедом. – Думаешь о чем-то. Вон даже ложку мимо рта проносишь… Натворил что-нибудь? Ну-ка, признавайся.

– Вы же сами разрешили мне идти на день рождения к Эле…

– Иди-иди…

– Лучше бы не разрешали…

Я не выдержал и чуть не плача, срывающимся голосом рассказал о мечте именинницы Эли, о своем сокровенном желании исполнить эту мечту – подарить ей тетрадь-альбом.

– Сынок, дорогой, что же ты нам сразу не сказал? – Папа-солдат быстро прошел в свою комнату, выдвинул из-под кровати чемодан и вынул из него толстую тетрадь в красной-прекрасной обложке.

– Еще в августе нам выдали на учительской конференции для планирования уроков. Хотел начать с нового года. Но раз такой случай. Бери!

Дрожащими руками, не взяв – схватив тетрадь, ошалев от радости, я выскочил из-за стола и убежал в свою комнату. Тетрадь была великолепной. Толстые голубоватые листы были заключены в мягкую, но плотную, прочную огненно-красную обложку и скреплены не нитками, не скрепками, а специальной блестящей пружиной. Очарованный ее красотой, я, наверное, с полчаса перелистывал листочки, разглядывал обложку.

– Не опоздай. Ты же сказал, тебе к трем надо, сейчас уже половина четвертого, – окликнула меня мама.

Я быстро оделся. Затолкал тетрадь за пазуху и помчался к Мусатовым.

– О-о-о… – только и могла сказать-пропеть Евгения Андреевна, увидев мой подарок.

– О-о-о! – повторяла Эля и запрыгала. – Это мне?! Это мне?! Это мне?!

Немного успокоившись, Эля взяла меня за руку, провела мимо других ребят в переднюю комнату и прошептала:

– У меня секрет…

– Какой?

– Ты самый, самый хороший..

Я смущенно шмыгнул носом и, отведя глаза в сторону, уставился на Элину курточку, висящую на спинке стула.

– Хочешь, я тоже подарю тебе что-нибудь, только не знаю что?

– Но я же не именинник.

– Все равно. Какая у тебя мечта? Скажи! Ну, скажи!

– Я хочу… потрогать зайчика.

– Какого зайчика?

– Вон того, на твоей курточке.

Зайчик оказался гладкий, теплый и действительно живой. Когда я прикоснулся к нему пальцем, он пошевелил ушами. Честное слово, пошевелил крошечными ушами!

Я вернулся домой переполненный счастьем. Его, счастья, было так много, что я просто не мог не поделиться им с мамой и папой-солдатом.

Влетев в дом, я взглянул в открытую дверь комнатки родителей. Папа-солдат сидел за столом и читал книгу.

Я сделал глубокий вдох, такой, какой мы делаем перед прыжком в воду, и шагнул в комнату:

– Спасибо, папа!

Папа уронил книгу, поднялся:

– Сынок!

– Папа!

– Сынок, скажи еще раз!

– Папа!

– Таня, Танечка!

Из кухни к нам метнулась мама:

– Господи! Да что там у вас, что?!

Папа рухнул на колени и прижал меня к широкой груди:

– Я ждал… Я так долго ждал… Он назвал меня папой. Сынок мой, сынок!

Мама тоже опустилась на колени и обняла папу. Я оказался между ними. Мне стало мило, уютно и спокойно…

Мой папа вернулся с войны…

Новогодний подарок

В 1950 году мы с Генкой Вырупаевым пошли в пятый класс. Генка Вырупаев был не только моим одноклассником и соседом по парте, но и просто соседом. Наши дома стояли рядом. А поэтому мы с Генкой не разлучались ни в школе, ни дома.

К встрече нового, 1951 года мы решили готовиться тоже вместе. Решили в октябре, больше чем за два месяца до праздника.

Почему? Да потому, что жизнь в то время была совсем не такой, как сейчас. Лишь пять лет отделяли нас – меня, Генку, всю страну – от большой, хотя и победной, но кровавой, жестокой, прожорливой, ненасытной войны. Мы победили. Но война съела миллионы наших людей – самых сильных, самых умелых, самых опытных – пахарей, скотоводов, рабочих… Война съела все запасы хлеба, овощей, мяса… Война истрепала нашу одежду, износила нашу обувь…

И через пять лет после нее мы были еще бедны и голодны. Новогодняя елка, с которой мы встречали тот самый 1950 год, тоже была бедной. Маленькая, худенькая, можно сказать, костлявая, она вызывала жалость. Ее привез с ближайшей просеки наш школьный завхоз, он же конюх Лев Андреевич Перфильев, пожилой, много раз раненный фронтовик, на пожилой, с шишковатыми худыми ногами и огромным животом школьной лошади Нюське. Далеко ехать ни Льву Андреевичу, ни Нюське было не под силу, и привезти большую, пушистую, а значит, тяжелую елку им тоже было не под силу.