Читать книгу "Елизавета I - Кэролли Эриксон"

В смутные времена петушиные манеры и неукротимый, в духе старых времен, нрав Сеймура выгодно отличались от нерешительных действий регента. Сомерсета почему-то считали человеколюбцем, хотя на людях он показываться избегал, должно быть, из страха, что свойственные ему бесконтрольные вспышки гнева разрушат сложившуюся репутацию. Его хваленые военные таланты, принесшие Сеймуру-старшему такую популярность в прошлом, никак не проявились в Шотландии: цена за победу при Пинки-Кле оказалась слиш ком высока, и это заставляло сомневаться в том, что поверженный сосед навсегда примирится с английским владычеством. Адмирал же, со свой стороны, был не только флотоводцем — хотя флотоводцем в первую очередь, громогласно заявляя, что именно в этом и состоит его призвание и отнять у него корабли — значит отнять самое жизнь, — но военачальником вообще и утверждал, что располагает вооружением, включая даже и артиллерию для сухопутных войск (по слухам, для него действительно спешно отливались две пушки).

Практичные и здравомыслящие люди скорее всего видели в Сеймуре отчаянного безумца, которого уберут с дороги еще до того, как его планы успеют зайти слишком далеко. Однако же положение страны в это время было столь ненадежно, что несколько сотен солдат, не говоря уж о тысячах, которыми похвалялся адмирал, действительно могли представлять серьезную угрозу для короля и Совета, особенно если в их распоряжении были орудия (каковых даже самому королю порой не хватало) и если с самого начала они смогут взять инициативу в свои руки. Более того, судя по всему, живой интерес к замыслам Сеймура проявляла Франция.

Осуществление этих планов захвата власти в Англии так или иначе зависело от Елизаветы, и, энергично вербуя себе сторонников, адмирал ни на минуту не упускал из виду перспективы желанного брака. Всю осень он обдумывал, как бы лучше подступиться к этому делу, заговаривая о нем то с леди и лордом Тайритт, то с братом Екатерины Уильямом Парром — графом Нортгемптоном, которому он намекал, что при случае может потолковать на эту тему, пока неофициально, с регентом — прощупать его отношение к идее.

По закону Сеймур ничего не мог предпринять без письменного и заверенного печатью согласия большинства членов Совета. В соответствии с завещанием Генриха VIII, если кто-либо из его дочерей выйдет замуж без такого согласия, то она автоматически теряет право на трон. Одно это должно было заставить Елизавету действовать с максимальной осторожностью — ей было что терять. Но адмирал был не просто авантюристом, ищущим ее руки. Он был любимым дядей короля и всячески убеждал своего одиннадцатилетнего племянника продемонстрировать свою независимость именно таким образом — отдав ему в жены сестру. К тому же Сеймур был братом регента и однажды уже использовал преимущества кровного родства точно з такой же ситуации — женился, хотя его всячески отговаривали от этого шага. Разумеется, вступая в брак с Елизаветой, второй по счету претенденткой на трон, он рисковал куда больше, чем женясь на вдове Генриха. Но теперь Сеймур и собственный вес накопил, и сторонников у него было побольше, а ближайшие опекуны девушки (пусть и не она сама) явно сочувствовали его планам.

Кэт Эшли, беззаботная и нерасчетливая дуэнья Елизаветы, настолько давно хотела этого союза, что он сделался у нее прямо-таки навязчивой идеей. Что бы там ни случилось за годы совместной жизни Сеймура и Екатерины, она твердо стояла на своем и, если имя адмирала трепали в ее присутствии, пылко вставала на его защиту. Больше чем кто-либо другой, Кэт знала об «особенных отношениях» этой пары и была совершенно убеждена — вопреки всеобщему мнению, — что если Сеймур женится на Елизавете, то ей вовсе не грозит дурное обращение, напротив, «он молиться на нее будет». (По воспоминаниям Томаса Перри, Кэт в откровенном разговоре с ним рассказала о том злополучном эпизоде, когда Екатерина застала падчерицу в объятиях Томаса Сеймура, и таинственно намекнула, что ей известно и кое-что еще. «Она вздохнула, — продолжает Перри, — и, помнится, добавила: «Но об этом в следующий раз»; однако тут же спохватилась и взяла с Перри слово никому ничего не говорить, дабы Елизавета «не была опозорена навеки»; ясно, впрочем, что «в следующий раз» говорить было и не о чем.)

Как-то осенью 1548 года Кэт призвали регент и его высокомерная жена и сурово отчитали за то, что она не уделяет должного внимания сестре его величества. Скажем, «однажды вечером ей разрешили отправиться на лодочную прогулку по Темзе», да и иные вольности допускаются. Герцогиня пригрозила миссис Эшли заменить ее кем- нибудь, более ответственно относящимся к своим обязанностям, и намекнула, что она «излишне симпатизирует милорду адмиралу». Тем не менее пока все осталось как есть, и, по мере того как Сеймур продвигался в осуществлении своих замыслов, Кэт, в свою очередь, ломала голову, как бы поскорее выдать свою драгоценную Елизавету за доблестного адмирала. «Ну, что там слышно в Лондоне?» — припомнила впоследствии Елизавета свой вопрос, адресованный Кэт. «Говорят, — последовал ответ, — что вы выходите за милорда адмирала». «Ну, это просто лондонские сплетни», — улыбнулась Елизавета и перевела разговор на другое. Но Кэт стояла на своем: «Подождите, оглянуться не успеете, как он посватается. Ведь милорд с самого начала на вас хотел жениться, а не на Ее Величестве».

Шли недели, месяцы, и к Рождеству о планах адмирала уже говорил весь Лондон. Он и сам переехал в столицу, расположившись в собственном особняке, так что любой его шаг сразу становился достоянием гласности. Томас Перри, придворный казначей Елизаветы, о котором говорили, что бухгалтерские записи он ведет «весьма небрежно» и вообще «мало что понимает в своем деле», чуть ли не ежедневно навещал адмирала и всякий раз проводил у него по часу, а то и более. Нетрудно предположить, о чем они говорили. А уж Елнзавета- то знала это точно, ибо Перри докладывал ей, что Сеймур в деталях интересуется расходами на содержание ее двора, размером земельных угодий и вообще состоянием ее финансов — словом, всем тем, что и должно занимать практичного жениха. Адмирал предлагает обменяться сведениями, продолжал Перри, и явно по его поручению спросил, согласится ли принцесса выйти за его светлость, буде fra то последует одобрение Совета. «Когда до этого дойдет, — ответствовала, как он вспоминает, Елизавета, — я поступлю так, как велит мне Бог».

Не удовлетворенный этим уклончивым ответом, Перри упорно гнул свою линию. Чтобы убедить Совет, продолжал он, адмиралу нужна ваша помощь. Самый простой путь — обратиться к жене регента, и как раз в этом смысле он рассчитывает на Елизавету. Ей следует пойти к герцогине, очаровать ее и в конце концов убедить использовать свое немалое влияние в их общих интересах.

Это было чистое безумие, и адмирал полностью просчитался, не предполагая возможной реакции Елизаветы на подобное предложение. «Не может быть, чтобы он сказал такое!» — резко бросила она. «Да нет же, это его собственные слова», — смущенно возразил Перри. «В таком случае передайте ему, что ничего подобного не будет. Никуда я не пойду и никого уговаривать не стану!»

Елизавета терпеть не могла герцогиню с ее всегдашним высокомерием; а тут еще эти недавние угрозы уволить миссис Эшли. Потому она так и обозлилась — неужели Сеймур думает, что она способна на подобное лицемерие? Возможно, реагировала Елизавета чрезмерно, даже преувеличенно бурно, но на это у нее могли быть свои причины.