Читать книгу "Все умерли, и я завела собаку - Эмили Дин"

Такая работа связана с регулярными и безвредными моментами притворства. Которые не имеют ничего общего с твоей настоящей жизнью. Но чтобы ценить это, нужно иметь нечто прочное, к чему можно возвращаться. Нужна реальная жизнь, которая ждет тебя дома. Мои коллеги, по большей части, умели справляться с этими необычными моментами, складывая их в коробку с надписью «Безумная жизнь». Но я часто не умела от них отвлечься. Жизнь, к которой я возвращалась, казалась пустой. Я не понимала, где кончается та фальшивая, модная личность и начинаюсь настоящая я. Я испытывала ревность к притворной себе, которая всегда говорила правильные вещи и носила правильную одежду. Я знала, что не могу считать себя ни счастливой, ни реализовавшейся, но мне не хватало смелости думать о той жизни, которой я всегда хотела.

А потом я познакомилась с комиком Фрэнком Скиннером.

Фрэнк был постоянным членом нашей банды у Россов. Он всегда мне нравился – когда Фрэнк появлялся, казалось, что кто-то подбросил в воздух горсть блестящих конфетти. Он недавно съехался со своей подружкой Кэти, и мы трое стали близкими друзьями. Я частенько заглядывала к ним домой, мы заказывали суши, пили чай и болтали до поздней ночи. А еще мы смотрели самые дурацкие передачи по телевизору.

– КЭТ! – кричал Фрэнк. – Выходи из туалета! Ты пропустишь «Пса – охотника за головами»!

Фрэнк дал мне жесткий, но полезный романтический совет: «Невозможно остаться другом тому, чьи гениталии ты видел». И жизненный совет. Иногда я чувствовала, что он намекает на потенциал, который мне нужно было, набравшись смелости, открыть в себе. «Ты не представляешь, сколько прекрасного таится за пределами нашей зоны комфорта», – таинственно сказал он мне однажды.

Я никак не ожидала получить от него электронное письмо – но однажды утром получила его. Он предложил мне вместе с ним вести шоу на радио. Прилив гордости мгновенно сменился абсолютной паникой. Он совершенно неправильно меня понял. В фокусе я оказалась совершенно случайно – мне это вовсе не было нужно. Я была странствующим игроком, который вплетался в ту или другую историю, демонстрируя свое обаяние.

Я боялась стать человеком, каких мама однажды назвала «страшными показушниками». Эту фразу я увидела в письме, отправленном ею бабушке. (Меня трудно было назвать «страшной» – я скорее была заслуженной и достойной показушницей.)

Но устоять перед цунами энтузиазма Фрэнка было просто невозможно.

Поначалу я вела себя отвратительно, избрав для себя роль статусного лондонского сноба. Но Фрэнк постепенно помог мне избавиться от наносного и стать более похожей на себя. «Не считай, что ты должна скрывать свой интеллект, – говорил он. – Не нужно рассказывать мне все заранее, иначе я не смогу реагировать естественно». Эта программа стала настоящими курсами экстремального вождения в актерском мастерстве. Но не только – в жизни тоже.

Бесстрашная честность Фрэнка проявлялась не только на радио, но и в повседневной жизни. Он никогда не пытался сгладить суровую правду, не пытался скрыть не самые приглядные аспекты человечности. «Можно всю жизнь пытаться стать популярным, – часто говорил он. – Но тогда количество пришедших на твои похороны будет определять, главным образом, погода». Во многих отношениях Фрэнк был полной моей противоположностью. Он всегда отстаивал свои убеждения, не думая о том, что подумают или почувствуют другие. И он говорил о том, что нужно «формировать мир, не позволяя ему формировать тебя».

Субботнее утреннее шоу на радио «Абсолют» стало символом важного события в моей жизни. Здесь я могла хотя бы на время скинуть с себя маску и перестать быть «страшной показушницей». У меня сложились прекрасные отношения с еще одним участником нашей программы – талантливым стендап-комиком Гаретом Ричардсом, а затем с пришедшим ему на смену Аланом Кокрейном. Близкой подругой мне стала наш продюсер, Дейзи. После программы мы долго болтали, а по вечерам кидались в приключения, которые обеспечивал нам этот новый мир. В этом мире неспособность сливаться с окружением считалась достоинством. Даже мама нарушила привычный распорядок дня и стала заводить по субботам будильник на восемь часов утра, чтобы послушать мою программу.

Мама изменилась. Она стала вставать до полудня, отказалась от кредиток, сменила «Хэрродс» на обычный супермаркет «Сейнсбери». На получаемых ею счетах перестала красоваться угрожающая надпись: «ОБРАТИТЕ ВНИМАНИЕ!» Теперь на них появились уважительные слова: «Благодарим за раннюю оплату». Она сжилась с ролью бабушки, завела дневник «Высказывания Мими» и стала варить своей семье с собакой яйца к чаю. Дальние странствия, горы неоплаченных счетов, бесцельное существование – все это осталось в прошлом. Теперь я понимала, что это никогда ее не привлекало. Она просто прыгнула на корабль к человеку, который не собирался брать с собой пассажиров.

Но удивительным образом она свыклась с ролью организатора, которую играла для нашего отца. Она по-прежнему писала за него письма в налоговую службу и помогала успокаивать разъяренных кредиторов. Несмотря на то, что каждую неделю ее навещал Джон.

– Как ты думаешь, не связана ли твоя зависимость от папы с детством, проведенным в семье алкоголика? – однажды довольно нечутко спросила я.

– Полагаю, доброту можно описать и так тоже! – ответила она, и я почувствовала, что она обиделась.

Я чувствовала, что она борется за себя, когда мы с Рэйч стали жить самостоятельно. Однажды, когда Рэйч решила отметить день рождения с друзьями в баре вместо традиционного обеда у мамы, мама позвонила мне в слезах и заявила, что сидит в машине возле этого бара. «Я должна знать, где моя дочь проводит день рождения». Ей было грустно, когда мы что-то делали без нее.

Она прикладывала огромные усилия, чтобы заманить отца в ресторан на семейный обед. О «семье» она всегда говорила с легким надрывом. Мы все вместе устраивали представления для его родственников и друзей, приезжавших в Англию. Он рассказывал забавные истории и посмеивался над смешными оговорками Мими. Папа никогда не относился к числу тех отцов, у которых можно спросить дорогу или совет по ипотеке. Он по-прежнему надолго пропадал, когда в его жизни появлялась новая женщина, и вечно не мог сказать правду. Но зато он очень точно понимал психологию неверного бойфренда. И мог точно сказать, в каком санатории провел последние дни Кафка, – не самая полезная информация.

Он придерживал двери для своих образованных, изысканно одетых подружек-брюнеток и иногда знакомил их с нами. Сначала он встречался с довольно властной француженкой, потом с актрисой, слишком напористой, чтобы эти отношения продлились долго. Потом у него был роман с вдовой Ричарда Бёртона[23], Салли, которая ввела его в свой экзотический мир, где дамам приносили меню без цен. «Он пытается ей соответствовать», – вздохнула мама, когда он как-то раз появился у нас в новой машине, с золотой кредиткой и в итальянском шелковом галстуке.