Читать книгу "Королева ангелов - Грег Бир"

– Был, – сказал Ричард.

– Вы знали, что он способен на убийство?

– Этого я не знал. – Накажешь меня? Это правда; я сказал ЗОИ; не знал.

– Он когда-нибудь говорил вам, что собирается так поступить?

– Нет.

– Не узнаю эту женщину. Она дружила с Голдсмитом?

Вот извращенная честность: ненавижу этого человека, но выворачиваю перед ним душу.

– Она была с ним знакома. Не так хорошо, как я.

– Вы знаете, кто я такой? – спросил этот человек Надин. Она кивнула, как ребенок, пойманный за поеданием запретной конфеты.

– Она почти совсем не знала его, – сказал Ричард.

– Она из шайки Рош, не так ли? Как и вы?

– Да.

– Ведь вы все отчасти виноваты в том, что произошло, нет?

Ричард сглотнул.

– Не сторож брату моему.

– Мы все – сторожа нашим братьям, – сказал мужчина. – Я живу этой правдой. Вам следовало знать, на что способен ваш друг. То, что мы делаем или отказываемся делать, оказывает влияние на все, что нас окружает, все чужие поступки сказываются на нас.

Тогда накажи нас всех.

– Вы не знаете, где Голдсмит?

– Полагаю, ЗОИ уже поймала его.

Мужчина улыбнулся.

– Наши нерасторопные коллеги понятия не имеют, где он.

– Коллеги… – Ричард рискнул осторожно улыбнуться.

Мужчина улыбнулся в ответ.

Восхищается моим сценическим обаянием.

– Наше местное отделение заинтересовалось этим делом, поскольку кажется, что человек, имеющий славу и привилегии, может избежать правосудия. Ну, вы понимаете. Друзья вас спрячут и сделают народным героем. Достаточно быть елейным с сердобольными кретинами.

– Боже. Надеюсь, это не так.

Улыбка мужчины поблекла.

– Мы не бандиты. И не фанатики. Мы – витаминная добавка к правосудию. Пожалуйста, не поймите мое появление здесь неправильно.

– Ни в коем случае. – От страха у него закружилась голова. Это самоубийство.

– Я не считаю, что вы в данном случае в чем-то поступили неправильно, – сказал мужчина. – Не всегда можно знать, что в душах у окружающих. Но предупреждаю вас: если вы услышите о Голдсмите, если узнаете, где он, и не сообщите, ради блага общества, в ЗОИ или в ваше местное отделение организации, это будет чрезвычайно неправильно. Вы навредите многим людям, жаждущим справедливости.

– Вас наняли? Вам заплатили за это? – спросил Ричард, заканчивая свои слова хриплым кашлем, чтобы не наговорить грубостей.

– Никто нас не нанимает, – спокойно сказал человек. Он вернулся к двери и вежливо кивнул Надин: – Благодарю за уделенное время.

– Всегда пожалуйста, – почти пропищала она. Посетитель открыл дверь, вышел из квартиры Ричарда и прошел по длинной галерее к лестнице.

– Я пойду, – сказала Надин и внезапно бросилась собирать свои вещи и косметические принадлежности в спальне и ванной. – Невероятно, – сказала она. – Невероятно. За тобой!

– Что «за мной»? – спросил Ричард, все еще ошеломленный.

– Они пришли за тобой.

– Я не знаю почему!

– Ты защищал его! Ты его друг! Господи, мне следовало догадаться. Каждый, кто был в хороших отношениях с Голдсмитом. Господи! Селекционеры. Я пойду.

Он не пытался остановить ее. Его за всю жизнь ни разу не посещали селекционеры, он никогда не привлекал их внимания.

– Позвони в ЗОИ, – сказала Надин, взявшись за дверную ручку. Ее тело выгнулось, словно, чтобы открыть дверь, требовалось существенное напряжение сил. Дверь распахнулась, она на мгновение потеряла равновесие, затем сердито посмотрела на него. – Позвони в ЗОИ или сделай что-нибудь.

Тихо стеная, несчастный Ричард отправился в спальню и лег на кровать, отвернувшись от засохших потеков на краю простыни, где Надин сидела после того, как они занимались любовью. Он уставился на потрескавшуюся из-за землетрясения штукатурку старого потолка. Сколько людей умерло с тех пор, как сделали этот потолок или установили в доме деревянные части, сколько миллионов испытали ужасные страдания с тех пор, как мы прошлой ночью занимались любовью сотни человек в минуту по всему миру покарай их всех.

Он успокоился, учащенное дыхание замедлилось. Схватил одной рукой лист бумаги. Повернул голову набок, напрягая шею растянул губы в ужасной ухмылке и резко сел ритмично постукивая кулаком по кровати, оглядел комнату встал покрутил торсом вправо-влево запрокинул голову воздел кулаки и погрозил ими потолку слабо застонал стон перешел в вой взмахнул руками топнул ногой сел на корточки поглядывая по сторонам голубыми глазами сквозь занавес свалявшихся седых волос затанцевал пустился в пляс вокруг кровати воздев кулаки налетел на кровать и повалился на нее встал пнул голой ногой матрас выбежал в маленькую гостиную резко качнулся на длинных тощих голых ногах завыл потянулся к старой вазе с мертвыми цветами размахнулся грязная вода сверкнула серебряным полумесяцем пальцы выпустили вазу та вращаясь по продольной оси полетела параллельно полу через гостиную в кухню ударилась о дверцу шкафчика под раковиной разбилась вдребезги рассыпав сухие коричневые цветы на полу веером все еще окольцованным горлышком вазы.

Ричард вернулся в спальню, наклонился вперед и пошел, спотыкаясь, пока не повалился обратно на кровать цикл окончен ничего не достигнуто кроме примитивнейшего бесполезного выпуска пара. Он оплакал свои неадекватность и беспомощность протестующими рыданиями.

Затем, замолчав, с внезапной спокойной решимостью перевернулся и потянулся к ручке ящика прикроватной тумбочки, открыл его и достал блокнот, лег на спину, снова перевернулся, чтобы нащупать за лампой ручку, нашел пыльную, вытер пыль о простыни возле высохших пятен, подумав, что они сходны по цвету и по значению, и устроился поудобнее на подушках. Открыл блокнот на новой странице; последняя запись была сделана два года назад. Скучные пустые страницы скучные пустые годы, в которые он ничего не написал.

Не задумывайся, не удивляйся, просто пиши это необходимо просто.

Он принялся писать:

16

Зуд в моей голове. Вот как это началось. А закончилось это кровью и искромсанной плотью, но началось с размышлений, с мечты, с осознания моей неадекватности.

Африка пуста, покажи мне, Мать, путь твоей Новой земли. Ты создала пустыню костяного праха, где Когда-то танцевали твои дети. Будут ли более светлые народы Земли Наслаждаться твоими широкими бедрами, теперь, когда твои дети Ослабли и уменьшились в числе? Набросишь ли новую мантию сонной болезни Только на белых, Чтобы укрыть своих первенцев? На чужих берегах твои разбросанные по всему свету трудились, Чтобы стать белыми, носить костюмы, Научиться пользоваться деньгами белых. Пробившись из твоей земли, они идут над землей, Никогда не касаясь ногами земли. Им неведом никакой центр, Они черные белые люди, Этот твой заброшенный далеко на чужбину сын я – черный Белый человек. Плачь по мне, мать: Когда я плачу по тебе, я не могу любить.