Читать книгу "Игра в жизнь - Сергей Юрский"

Точка. Я закончил мое путешествие.

Фонтанка

Моя автогеография

Пора и мне в моем почти почтенном возрасте по примеру других обрести свою малую родину. Вполне сознаю, что в слове «обрести» сразу заметна некоторая натуга. Обрести – значит найти нечто желаемое. Постарайся и обретешь! Так ведь? Малая родина у человека должна быть с самого начала. Как мать, как отец. Чего ж тут обретать? Бывают, конечно, судьбы несчастные – ни отца, ни матери по разным причинам. Вот тогда, если вдруг кончится несчастная часть жизни, обретает человек в ком-то вторую мать или того, о ком говорят: «Он стал мне как отец». Так что «обретенное» – это второе, заменяющее, или то, чего раньше не было, а потом стало. Разумеется, куда лучше, если все твердо и изначально. Я, дескать, оттуда-то, я из таких-то, мы там спокон веку, и нас там все знают, на родине бываю, связи с ней не потерял, родину люблю и уверен, что это лучшее место на земле. Когда объеду весь свет, когда добьюсь всего, чего хотел добиться, когда посею семя свое в разных углах, вернусь на Малую Родину и помру там, и родная земля легка будет мне как пух, и будет невдалеке яблоневый сад, чтобы по весне шел знакомый, кружащий голову запах. Эх, хорошо! Только не про нашу честь!.. Да и вообще… бывает ли?

Я родился и рос в счастливой семье. Нас мотало (кого не мотало в XX веке!), но мотало всех вместе – в этом главное счастье. Нас было трое, и мы друг друга не потеряли. В год моего рождения – тридцать пятый – ссылка отца. Но ссылка с семьей – редкая удача! Потом помилование (а миловали-то ох как редко!) – опять удача. Началась война – мы в Доме отдыха под Сочи. Не выехать – ни в один поезд не пробиться. Домой, в Питер, так и не пробились. Началась эвакуация – Урал, Узбекистан… Отец явился в Москву, в Комитет по делам искусств. У него открылся туберкулез легких. Белый билет. И направляют его к нам – в г. Андижан УзССР. Опять мы вместе. С сорок третьего снова Москва. Цирк. Отец – художественный руководитель Цирка на Цветном бульваре столицы. В сорок восьмом – полный крах. Все, что было достигнуто, рухнуло. Бездомица, безработица. Возвращение в Ленинград. Но мы вместе – это главное. Подъемы, спуски, провалы, но всегда вместе – так до смерти отца, а потом, через четырнадцать лет, – мамы.

Семья была. Поэтому было у меня счастливое детство. А вот малая родина – с этим напряженно. Были пункты… Остановки были, а так… все больше движение… по своей и не по своей воле. Зигзаги, кружение…

И вдруг… увидел я ЛИНИЮ. Не очерченное место, как положено, а линию, которая прошла, соединила, хоть и пунктиром, целых сорок пять лет моей жизни. ФОНТАНКА! Питерская речка в гранитных берегах, не сильно извилистая, почти прямая… могла бы считаться даже довольно широкой, если бы рядом не было Невы.

Точно, точно, Фонтанка – вот она, моя Малая Родина от младенчества до первой седины. И когда покидал я навсегда Питер, то прощался (теперь я это понимаю!) не с городом вообще, и не только с домом № 65 по набережной Фонтанки (БДТ имени Горького), и даже не с могилами родителей на Богословском кладбище, а прощался именно с речкой Фонтанкой, которая связала всё.

Течение

Река Фонтанка, вообще говоря, вовсе даже и не река. Она не сама собирает по мелочам малые воды, а целиком принимает свой поток из мощной Невы, а та в свою очередь из Ладожского озера. Фонтанка не впадает в Неву, а вытекает из нее и по прямой линии идет через центр города, пересекает Невский проспект и далее, далее… там начинаются судоверфи, заводы, туда уже не пропускают, и там, среди закрытых зон и ржавого железа, она, видимо (я там никогда не был), впадает в Финский залив.

Фонтанка целиком зависит от Невы. Когда там наводнение, и тут наводнение. Там встал лед, и тут тоже. Там стали (с большим риском для жизни!) переходить по льду на другую сторону, и тут переходят. Если кто учился в школе и не совсем забыл физику для шестого класса, то вспомнит такой раздел – сообщающиеся сосуды. Наливаешь голубоватую воду в широкую колбу, а наполняются (и так ровненько наполняются!) обе: и широкая, и соединенная с ней узкая. Вот и здесь такой же эффект. Только цвет слегка меняется. В Неве вода черная, строгая, даже, можно сказать, злая. А в Фонтанке с такой, как бы выразиться, желтовато-коричневатой, что ли, прибавкой (очень много канализационных стоков). Да и сама река поуже. Поэтому по весне лед на Фонтанке трескается чуть раньше, появляются неприятные рыжие промоины, а потом отламываются от ледяного пирога большие куски со вмерзшими бутылками, тряпками и консервными банками, переворачиваются, встают на ребро и резко уходят в глубину внезапно запузырившейся темной воды.

Фонтанка – фактически отток или рукав всемирно известной реки Невы.

От зверей дедушки Крылова до цирковых зверей

По правому берегу Фонтанка начинается с Летнего сада. Тут практически рассказывать нечего. Все сказано, все всё знают: статуи, музы, Аполлон, Кронос, пожирающий своих детей, домик Петра, аллеи, желтые листья, решетка, осень, пруды, лебеди, автобус № 14. От Пушкина (да и раньше) и до сего дня – все многократно и справедливо обцеловано и облито слезами умиления. Это все наше общее.

А что мое личное (и никому не отдам!), так это звери дедушки Крылова. Помню их лет с трех… (если только помню, а не выдумываю?!). Водили в Летний сад (да, да – «И в Летний сад гулять водил»). В саду было скучно (это помню). Деревья, аллеи – всё для взрослых. Для меня – лебеди в пруду. Но они всё плавают и плавают. А лучше всех чугунный большой дедушка Крылов. Правда, он тоже сидит и сидит, а вот звери вокруг него – это бесконечно привлекательно. Там и кот Васька, который «слушает, да ест», там Лиса и Журавль, и Обезьяна, и Медведь… и весь квартет с Ослом, Козлом… и Волк с Ягненком… Все как настоящее… как на картинке в книжке… и потрогать можно… а они такие… выпуклые… Волка можно погладить.

Кончается Летний сад, и начинается Инженерный замок. Он большой и страшный. Тут когда-то случилось что-то нехорошее. Чуть ли не удавили кого-то?! Чуть ли не царя?! Об этом говорят… но почему-то вскользь и негромко. Тридцать восьмой год. Про всякие удушения в это время вообще говорят негромко. Или не говорят вообще. Минуем замок. Туда все равно входа нет. Там какие-то военные… маршируют возле памятника царю. Памятник хороший… особенно лошадь… конь… но очень высоко стоит, потрогать нельзя, поэтому не очень интересный.

Миновали первый мост через Фонтанку. Миновали замок. Впереди второй мост. Но перед самым мостом – вот это да! – ЦИРК! Здесь работает мой отец. Он режиссер. Поэтому я не только смотрю представления, но меня обязательно водят за кулисы. Клоуны в огромных ботинках, с белыми лицами и зелеными волосами хватают меня за нос и говорят: «Агу-гу! Агу-гу! Хочешь быть клоуном? Хочешь работать в цирке?» И еще меня ведут в большое помещение с особым тяжелым запахом. Там стоит слон и машет хоботом. Там тоскливо смотрят через решетку медведи. Там зло рычат тигры и спит в грязном углу лев. Мне предлагают поиграть с мартышками, но они невеселые, и в конюшне темно. В цирке зверинец называется конюшней, хотя там живут не только лошади. Мне жалко мартышек. И других зверей тоже жалко. Но дрессировщик так дружественно улыбается моему отцу и так уверенно говорит, что зверям здесь хорошо, что я стараюсь ему поверить и успокаиваюсь.