Читать книгу "По следам "Турецкого гамбита", или Русская "полупобеда" 1878 года - Игорь Козлов"

Если даже допустить, что в голове российского императора все же скрывалась надежда в ходе войны прорваться к Босфору, то, надо признать, она была так придавлена страхами, что в результате, вместо работавшего на реализацию этой надежды замысла «русского блица», осуществился «турецкий гамбит», и русская армия оказалась под стенами Константинополя не в августе 1877 г., а лишь в начале января 1878 г.

После падения Плевны судьба предоставила императору Александру вторую попытку изменить стратегический курс и подчинить все усилия армии и дипломатии прорыву к черноморским проливам. Но вместо этого он позволил своим дипломатам и военным совершить два политических хода, о которых вскоре многие из них сильно пожалели, — парадимское послание в Вену и принятие идеи «прелиминарного мирного договора» с Турцией.

Еще даже не перебравшись с армией за Балканы, стараниями Игнатьева и Нелидова Александр II озвучил целую программу балканского переустройства в качестве условий начала мирных переговоров и при этом умудрился откровенно и беззастенчиво «кинуть» Вену. Он забыл о данных ей предвоенных обещаниях, оставил армию на пороге решающего наступления и уехал в Петербург. Последовавшее через месяц решение о «прелиминарном мире» только добавило русским проблем и резко ограничило их возможности маневра.

Александр II поступал абсурдно: с одной стороны, он призывал главнокомандующего не снижать энергию наступательных действий и затягивать оглашение туркам условий перемирия, с другой — принимал такие решения, которые этому прямо противоречили и опутывали действия армии цепями политических условностей.

С конца ноября 1877 г. вся афишируемая политическая программа российского правительства должна была состоять из очень кратких условий прекращения боевых действий:

1) полная капитуляция остатков европейских армий султана;

2) вывод турецких боевых кораблей из акватории Черного моря или их затопление;

3) созыв конференции (конгресса) великих держав для определения итогов войны и судеб балканских народов;

4) размещение русских войск на высотах Константинополя (без оккупации самого города), берегах Босфора и Галлиполи в качестве залога выполнения Портой воли победителей и великих держав Европы;

5) приглашение европейских наблюдателей на оккупированные территории, а эскадр Англии и Австро-Венгрии в воды Мраморного моря для контроля за ходом послевоенного урегулирования.

И все! Более ничего не требовалось. Необходимо было лишь как можно быстрее идти вперед, овладеть высотами Константинополя и берегами Верхнего Босфора. Уж коли Лондон заявил, что не допускает непосредственного русско-турецкого мира без участия Европы и при приближении русских войск к Константинополю введет свою эскадру в Мраморное море, то не стоило этому и противиться, а стараться использовать к своей выгоде. И если что-то противопоставлять этому, то не пустые дипломатические заявления, а реальные действия по усилению позиций русской армии в районе турецкой столицы и черноморских проливов. Однако к сотворению подобной реальности российский самодержец оказался не способен.

Но судьба упрямо продолжала звать Александра II к Константинополю и проливам, предлагая ему для этого новые возможности. Создавалось впечатление, что какая-то неведомая сила, скрытая за кулисой текущих событий, вновь и вновь обращалась к русскому царю: «Ну же, вперед! Решайся! Такие возможности могут больше не представиться никогда!»

Отказ турок от предъявленных условий перемирия освободил русскую армию от оков политических условностей и открыл перспективы броска к султанской столице и проливам. В тот момент в Адрианополе Николай Николаевич был полон решимости, дав армии короткий отдых, возобновить наступление, а в Петербурге даже заговорили о возможности предложить Европе окончательно решить Восточный вопрос. Но тревожные телеграммы Шувалова из Лондона все же склонили Александра II к осторожности, а русскую армию обрекли на бездействие. Сбитый с толку, раздраженный отсутствием четких установок, его брат-главнокомандующий решает «все кончить» — подписать перемирие с турками. Но вместо облегчения приходит ощущение грозно надвигающихся последствий допущенных ошибок и тяжести новых испытаний, главные из которых — резкое недовольство Лондона и Вены. И вот давно ожидавшееся наступает — британская эскадра входит в Мраморное море.

Однако четыре броненосца адмирала Хорнби не только напугали многих в Петербурге и Адрианополе, но и предоставили Александру II новые возможности для решительных действий — появился предлог для одностороннего разрыва перемирия, продолжения наступления и занятия высот Константинополя и фортов Верхнего Босфора. Но и на этот раз боязнь столкновения с Англией определила выбор императора и главнокомандующего, а военный блеф Дизраэли прекрасно сработал.

И судьба устала благоволить к слабым духом, глухим к позывам доблести и славы, не способным на дерзость великих деяний. И предначертала им иной путь — уступок, разочарования и унижения.

«…Пусть водружают крест на Святой Софии!» Если бы этот вынужденный позыв императора все же пересилил сомнения и страхи участников совещаний в Зимнем дворце 9 (21)—11 (23) января 1878 г. и стал бы отправной точкой нового курса — окончательного решения Восточного вопроса.

Начавшееся, как и планировалось, 21 января (2 февраля) наступление русских войск смело бы остатки турецких сил. При всех огромных проблемах русской Дунайской армии ее численность и состояние на тот момент все же значительно превосходили аналогичные показатели султанских войск в районе Константинополя. Впереди русского наступления покатилась бы страшная волна паники, голода и безысходности, которую гнали бы отступавшие турецкие солдаты. Думается, что уже через неделю турки бы капитулировали и в начале февраля русские войска вполне могли укрепляться на высотах Константинополя. При этом вход в столицу для поддержания элементарного порядка стал бы все же неизбежен, потому что город в полном составе покинули бы турецкие власти. Теперь уже восьмисоттысячный Константинополь падал на руки русской армии, создавая для нее огромные проблемы. Обходя столицу с севера, части Дунайской армии установили бы контроль над источниками ее водоснабжения в районе Пиргоса-Белграда, вышли к Босфору у Беюк-Дере и начали бы занимать прибрежные форты. На юге русские овладели бы Булаирскими укреплениями Галлиполи и, скорее всего, этим бы и ограничились, не желая осложнять отношения с англичанами.

Лондон взорвался бы от возмущения, и броненосцы Хорнби с первой попытки прошли бы Дарданеллы и появились у османской столицы. Но открыли бы они огонь, как убеждал Фандорин генерала Соболева в фильме «Турецкий гамбит»? Конечно же нет! Да куда и в кого стрелять?

Сложилась бы качественно новая ситуация с иным набором импульсов и направлений развития реальности, в которой возможность откровенного англо-русского торга по поводу дележа османского наследия выступала бы с гораздо большей вероятностью, нежели перспектива их вооруженного столкновения. Разумеется, каждая из сторон стала бы активно готовиться к войне. Англичане призвали бы резервистов, выписали бы из Индии сипаев… Русские захватили бы форты на азиатском берегу Босфора, стали бы срочно собирать и подвозить тяжелую артиллерию и ускоренно готовиться к минированию пролива. А тем временем из Лондона и Петербурга в Вену, Берлин и Париж полетели бы депеши и отправились спецпосланники с одной лишь целью — заручиться немедленной поддержкой на случай начала военных действий. Но, разделяемые лишь береговой линией Босфора, встретившись в Константинополе, противники быстрее и лучше поняли бы друг друга и договорились. Как бы могла выглядеть история в таком случае? А вот так…