Читать книгу "Предатель памяти - Элизабет Джордж"

Поэтому он сказал нечто совсем другое:

— Я все думаю о вашем мальчике, миссис Эдвардс.

— Ну так перестань о нем думать.

— Не могу, — сказал он и, когда она уже открыла рот, чтобы снова съязвить, продолжил: — Вот что я думаю. Он у вас хороший паренек и, похоже, далеко пойдет, если пойдет правильным путем. Только вот найти этот путь непросто.

— Неужели ты думаешь, мне это неизвестно?

— Я такого не говорил, — заметил Нката. — Так вот, вы можете относиться ко мне, как вам будет угодно, но для вашего сына я мог бы стать другом. И я хотел бы стать его другом.

— Что?

— Да. Я ему нравлюсь. Вы не можете этого отрицать. И я мог бы брать его с собой время от времени, чтобы он имел возможность побыть рядом с человеком, который играет по правилам. Рядом с мужчиной, который играет по правилам, миссис Эдвардс, — заторопился добавить он. — Мальчику его возраста очень нужен такой мужчина как образец для подражания.

— Откуда ты знаешь? Сам был таким?

— Вот именно. И хотел бы передать то, чему научился.

Она смерила его холодным взглядом:

— Передай это своим детям.

— Передам, когда они у меня появятся. Обязательно. А пока… — Он вздохнул. — В общем, так. Он славный парень, миссис Эдвардс. И когда у меня будет свободное время, я хотел бы провести его с Дэниелом.

— И что ты собираешься с ним делать?

— Не знаю.

— Ты ему не нужен.

— Я не говорю, что я ему нужен, — сказал ей Нката. — Но ему нужен мужчина. Вы сами знаете. И вот что я думаю…

— Мне плевать на то, что ты думаешь.

Она нажала на кнопку пульта и включила звук. Подумала и прибавила громкость еще немного, чтобы уж наверняка донести до Нкаты свою мысль.

Он посмотрел в сторону спален, думая, не проснется ли мальчик, не войдет ли в гостиную, не докажет ли своей радостной улыбкой, что Уинстон Нката говорит правду. Однако звук телевизора не преодолел закрытую дверь, а если и преодолел, то для спящего Дэниела Эдвардса стал просто еще одним звуком в ночи.

Нката спросил:

— У вас сохранилась моя визитка?

Ясмин не ответила, ее взгляд словно приклеился к экрану телевизора.

Нката вынул из кармана еще одну визитку и положил ее на кофейный столик перед Ясмин.

— Позвоните мне, если передумаете, — сказал Нката. — Или сбросьте сообщение на пейджер. В любое время.

Она по-прежнему упрямо молчала, поэтому ему оставалось только покинуть квартиру. Нката тихо закрыл за собой дверь.

Он уже шел через автомобильную стоянку, перешагивая через лужи по пути к проезжей части, когда вспомнил, что совсем забыл о своем намерении зайти к мистеру Хутону, показать ему свое удостоверение и извиниться за вынужденный обман, с помощью которого он проник в лифт. Нката развернулся и посмотрел на окна интересующего его подъезда.

И увидел, что Ясмин Эдвардс стоит у своего окна и смотрит на него. А в руках держит что-то маленькое и белое. Больше всего на свете Нкате хотелось бы верить, что держит она его визитку.

Глава 30

Гидеон перешел на шаг. Сначала он бежал вдоль тенистых аллей Корнуолл-гарденс и узкой мокрой ленты машин, в которую превратилась в этот дождливый вечер Глостер-роуд. Он бегом углубился в Куинс-Гейт-гарденс, промчался мимо старых гостиниц в направлении парка. А потом бездумно свернул направо, обогнул Королевский музыкальный колледж. Он не давал себе отчета в том, где находится, пока не преодолел небольшой подъем и не выскочил на ярко освещенное пространство перед концертным залом Альберт-холл, из круглого здания которого изливалась на улицу толпа зрителей.

Вот тогда до сознания Гидеона дошла злая шутка, которую сыграл с ним случай, и он замедлил свой бег. В конце концов он совсем остановился. Его грудь вздымалась, плети дождя секли его, а он даже не замечал, как набухла влагой и отяжелела куртка, как хлопают мокрыми парусами штанины брюк. Он стоял перед величайшей концертной площадкой страны, выступить в которой мечтал каждый музыкант. Здесь, в этом зале, дал свой первый концерт Гидеон Дэвис, девятилетний скрипач-вундеркинд, которого сопровождали его отец и Рафаэль Робсон; здесь заложили они первые камни в фундамент будущей славы, которую, как они надеялись и верили, принесет фамилии Дэвис юный исполнитель классической музыки. Сколько же иронии в том, что его побег из Бреймар-мэншнс — побег от отца, от отцовских слов и того, что они значили и не значили, — привел его к самой raison d'etre[33]всего, что случилось: с Соней, с Катей Вольф, с его матерью, со всеми ними! И еще больше злой иронии в том, что raison d'etre той, другой raison d'etre, а именно публика, даже не подозревала, что он находится совсем рядом.

Стоя через дорогу от здания Альберт-холла, Гидеон наблюдал за тем, как толпа поднимает навстречу плачущему небу зонтики. Гидеон видел, как шевелятся их губы, но не слышал их восторженных разговоров, того до боли знакомого гомона жадных пожирателей культуры, на некоторое время утоливших свой голод, того радостного шума, производимого людьми, чье одобрение он так стремился заслужить. Вместо этого он слышал слова отца, повторяющиеся в его мозгу, как магическое заклинание: «Богом клянусь, это сделал я сделал я сделал я сделал я. Верь тому, что я говорю я говорю говорю говорю. Она была жива, когда ты ушел ты ушел ты ушел. Я держал ее в ванне в ванне в ванне. Это я утопил ее утопил ее утопил ее. Это не ты, Гидеон, мой сын мой сын».

Снова и снова повторялись одни и те же слова, и вместе с ними в его сознании возникала картина, однако она говорила иное, чем слова. Вот что он видел: его руки на узких плечиках его сестры. Вот что он чувствовал: вода смыкается вокруг его рук. И, перекрывая отцовский речитатив, гремели крики женщины и мужчины, затем звук торопливых шагов, затем стук захлопнутой двери и другие, теперь уже хриплые крики, потом вой сирен и резкие команды врачей, которые занимаются своим делом, хотя с мертвым телом им делать нечего. И все это знают, кроме самих врачей, потому что их так научили: они должны поддерживать и реанимировать жизнь в любых ситуациях, во что бы то ни стало.

Но: «Богом клянусь, это сделал я сделал я сделал я сделал я. Верь тому, что я говорю говорю говорю».

Гидеон выдавливал из памяти все, что могло бы укрепить эту веру, но вместо этого к нему возвращались все те же образы: его руки на ее плечах, а потом еще ее лицо, ее рот, который открывается и закрывается, открывается и закрывается, и ее голова медленно поворачивается вправо-влево, вправо-влево.

Отец убеждал его, что все это сон, потому что «она была жива, когда ты ушел ты ушел ты ушел». И что еще более важно, «я держал ее в ванне в ванне в ванне».

Но единственный человек, который мог бы подтвердить его слова, тоже мертв, думал Гидеон. И что из этого следует? Что это значит?