Читать книгу "Ночь черного хрусталя - Владимир Михайлов"

— Ты что, только проснулся? Тока нет.

«Дурак старый, — подумал Милов о себе. — Знал ведь, что город без энергии, как же насосы станут качать? Однако же бензин мне нужен». — Он заметил, что за будкой, почти целиком скрытая ею, стоит «тойота» — наверное, самого заправщика. «Ну, — сообразил Милов, — у него-то, надо думать, бак полон, не в ту эпоху живем, когда сапожники ходили без сапог…» Он направился к будке неторопливыми, уверенными шагами. Заправщик стоял, подбоченившись, Милов подошел вплотную.

— Зайдем на минуту к тебе, — он сказал это по-намурски, заранее построив фразу и несколько раз произнеся ее мысленно, чтобы не запнуться.

Заправщик смерил его взглядом, усмехнулся, отступил. Милов шел вплотную за ним. Затворил за собой дверь. Тот обернулся.

— Твоя минута пошла.

— Надо залить бак. У тебя есть запас. У всех есть. Плачу вдвойне.

— У всех, может, и есть, — пожал тот плечами, — а у меня сухо. Да и внизу негусто: вчера не привозили — к чему, все равно тока не будет.

— А я слыхал — вот-вот дадут.

— Вот от кого слыхал — пусть они тебя и заправляют. А мне нечем. Да и некогда: пора на площадь, сам Растабелл, говорят, обратится к народу. И тебе полезно сходить, раз уж листочек надел, хоть ты и иностранец, говоришь как-то дубово. И бабу свою захвати, ей тоже не помешает послушать. — Он кивнул в сторону окна, из которого видна была машина, и в ней — Ева, опустившая боковое стекло. Она тоже смотрела в их сторону — напряженно, упорно.

«И в самом деле, выстрелит, если что», — поверил Милов, и от этой мысли ему стало весело.

— Ты пешком пойдешь? — спросил он.

— А как же. От машин — вред, ты что, не знал?

— Тогда отдай твой бензин.

— Ого! А до аэропорта я ее плечом толкать буду, по-твоему?

— Куда лететь?

— Дурак ты. Мы их там жечь будем! А ты разве не туда ехал? Постой, постой, а куда же…

Милов нанес удар по всем правилам искусства. Заправщик рухнул, не издав ни звука, хотя и здоровый был парень, бульонный. Милов нагнулся, снял с лежавшего дубовый листок вместе с булавками, ощупал, вытащил тяжелый пистолет. «Обойдешься», — подумал он, перешагнул через заправщика и вышел. Аккуратно затворил за собой дверь, подошел к машине. Ева смотрела на него и улыбалась, улыбалась — у него даже дыхание перехватило. Он тоже улыбнулся ей, сказал:

— Сдайте задним ходом вон туда, к «тойоте», — и сам направился туда. Открыл бак — бензина, как он и полагал, было по самую пробку. Подъехала Ева. Милов открыл багажник «своей» машины, нашел шланг и стал качать грушу. Бензин полился из бака в бак. Милов внимательно глядел — не появится ли хозяин, но тот, как видно, не спешил прийти в себя. Закончив, Милов аккуратно завинтил обе пробки, шланг уложил в багажник, захлопнул крышку. Ева уступила ему место за рулем.

— Ничего, — сказал он. — И плечом дотолкает.

— Что?

— Да нет, это я так… Нате-ка. — Он протянул Еве листок; этот, в отличие от найденного им, был из тонкого пластика. — Очень модное украшение. Наденьте. Как тут Граве?

— По-прежнему.

Они осторожно выехали на улицу. Прохожих стало еще больше. Шли они все в том же направлении. Одиночки, нестройные ряды добровольцев, время от времени — ровно печатавшие шаг небольшие отряды волонтеров, человек по двадцать пять — тридцать. Не было лишь военных: армия не играла.

— Смотрите, Дан!

То были совсем другие люди; прямо посреди улицы шла колонна, человек до ста, у большинства руки были связаны за спиной, кое на ком одежда разорвана. Их вели люди, одетые одинаково, как волонтеры, но не в отслужившее солдатское, а в черные брюки и черные же облегающие свитеры, и дубовые листья на груди каждого были не зелеными, но ярко-желтыми, и сразу бросались в глаза.

— То ли кунсткамера, — пробормотал Милов, — то ли расцвет плюрализма… Это еще что за формирование?

— «Молодые стрелки», — ответила Ева.

— Все-то вы знаете…

Колонна мешала проехать. Милов решительно загудел. Строй не сразу, как бы нехотя, начал принимать влево. Объезжать пришлось медленно, почти вплотную. Арестованные шли, угрюмо глядя кто под ноги, кто прямо перед собой, никто не шарил глазами по сторонам — видимо, стыдно было своего положения. Один, уже очень немолодой, споткнулся, страж крикнул ему: «Под ноги гляди, морда безродная!» — но тот поднял голову, оглянулся на звук мотора, встретился со взглядом Милова — в глазах старика стояла тяжелая тоска. Ева отшатнулась, припала головой к плечу Милова.

— Осторожно, девочка, — сказал Милов. — А то я врежусь не в того, в кого стоило бы…

Она всхлипнула.

— Ну, не надо, Ева, не надо…

— Не понимаю, — сказала она с отчаянием в голосе. — Не могу понять… Ученые, инженеры — дико, но в этом есть хоть какая-то логика. А это?.. Не укладывается в сознании.

— Ну почему же? — сказал Милов даже как-то лениво, словно ему предстояло объяснять ребенку вещи очевидные и понятные едва ли не от рождения. — Для одних истребление природы было причиной требовать изменения самой сути цивилизации, постепенного перевода ее из материального в духовное русло. А для тех, кто организовал все это, — он кивнул в сторону колонны, мимо которой они все еще ехали, — то был лишь повод для обвинения властей в несостоятельности, чтобы захватить все в свои руки. А метод не ими придуман, он давно знаком: начинать нужно с чего-то привычного и всем понятного…

— Но ведь опыт истории…

— А при таких болезнях не вырабатывается иммунитета. Ею можно заболевать еще и еще раз, были бы условия…

— Что теперь с ними сделают?

Милов пожал плечами. Колонна осталась, наконец, позади, и он увеличил скорость — ненамного, потому что народу все равно хватало, и люди шли не только по тротуарам.

— Болит голова, — пожаловалась она.

— Крепитесь, Ева, милая… Вот дьявол! Ну, что ты скажешь!

Впереди, перегораживая улицу, тесно друг к другу стояли грузовики.

— Через такую баррикаду я прорваться не берусь. Разве что на танке. Тут можно двигаться только вместе со всеми.

— Ни малейшего желания.

— Вот и у меня тоже. Поэтому…

— Погодите, — хрипло послышалось сзади: Граве очнулся. — Где мы? Куда вы меня везете? Почему?..

— Лежите спокойно, — посоветовал Милов.

— Остановитесь! Выпустите меня! Я убью их, я всех убью! Дайте мне! — он протянул руку между передними сиденьями. — Вы предлагали мне пистолет!

— Разве вы стрелок, Граве? Да и вообще, это не выход.

— Но ведь они убили ее… — проговорил Граве и зарыдал, словно только сейчас понял, что означали эти слова, — тяжело, истошно, не умея остановиться. Машина тащилась на второй передаче.