Читать книгу "Самый одинокий человек - Сара Уинман"

Мы сидели в излюбленном баре на пляже, опьяненные коктейлем из пастиса и Франсуазы Арди, время было уже позднее, и мы слышали, как у нас за спиной собирают со столов стаканы.

«Пойдем», – сказал он, и мы вышли с террасы и ощутили ступнями прохладу песка. Мы пошли дальше вдоль пляжа, прочь от своих велосипедов, и перелезли через камни на дальнем конце бухты, в том месте, где дорога поворачивала к пляжу Фрежюс. Здесь было укромное место, скрытое от глаз людей, чьи голоса доносились сверху, с променада. Мы выбрали местечко у скалы, равноудаленной от дороги и моря. Эллис огляделся и начал быстро раздеваться. Это было так на него непохоже, что я расхохотался. Он сбросил трусы и голый побежал в воду, сверкая белыми ягодицами. Отплыл от берега, перевернулся на спину и лег на воду. Я торопливо разделся и последовал за ним. Подплыл к нему, поднырнул, утянул его в воду и поцеловал. Он не сопротивлялся. Мы со смехом вынырнули, повернулись друг к другу, и он прижался грудью к моей груди. Его ноги обвились вокруг моих. В тот миг, далеко от дома, я видел это у него в глазах. Здесь все было по-другому.

Мы вдруг поспешили к берегу, спотыкаясь на мелководье, и свалились друг на друга на мокром песке. Мы были пьяны от алкоголя, от наготы, от того, что нас могут увидеть. Какое-то время мы лежали не двигаясь – не зная, что делать дальше.

Мы заползли обратно в тень нависшей скалы. Каждый сжимал рукой член другого и жадно пожирал чужой рот, пока наконец соседство дороги не напомнило о себе и не напугало нас. Когда машины сворачивали налево, на песок ложились полосы света от фар, освещая наши сплетенные руки и ноги. Мы все время замирали, слушая, не идет ли полиция, – здешние пляжи патрулировались по ночам. В конце концов страх одолел нас, и мы торопливо оделись и побежали по променаду обратно к своим велосипедам.

Мы не остановились у булочной купить теплую бриошь – обычное завершение наших вечеров. Мы поехали дальше, держась за руки на пустынных дорогах, – иногда опасно близко к краю берегового обрыва. А иногда на дороге возникали машины и резко виляли, возвращаясь в свою полосу, – водитель не ожидал, что кто-то может ехать навстречу.

На вилле мы бросили велосипеды у боковой калитки. Эллис достал ключ, и мы прокрались в коридор. Аккуратно переступив скрипучую среднюю ступеньку, мы ворвались в комнату. Ставни были закрыты, воздух неподвижен. Мы были одни и держались как незнакомцы. Я так нервничал, что горло сжал спазм. Мы были вдвоем и не знали, что делать, – приходилось полагаться на инстинкт.

«Я хочу», – сказал я.

«Я тоже», – сказал он.

Он запер дверь. Надежно прикрыл замочную скважину, повесив на ручку двери полотенце. Каждый из нас разделся самостоятельно – мы вдруг ужасно застеснялись. «Я не знаю, что делать», – сказал он. «Я тоже», – сказал я. Я лег и раздвинул ноги. Притянул его к себе, так что он оказался на мне, и велел ему не торопиться.

Снизу донеслись звуки завтрака.

«Le café est prêt!»[23] – завопила мадам Курнье.

Я проснулся голодным. Выскользнул из-под простыни и подошел к окну. Открыл ставни, и теплый бриз обнял мое тело. Я оглянулся на спящего Эллиса. Мне хотелось разбудить его. Мне хотелось его снова и снова.

Я отошел от окна и натянул плавки. Встал на колени у кровати и подумал: «Он скоро проснется и начнет думать о том, что случилось вчера ночью. Будет задаваться вопросом: что это значит, кто он теперь. И устыдится, и тень отца незримо встанет над ним. Я знаю это, потому что знаю его. Но я этого не допущу».

Он зашевелился. Открыл глаза. Сел, еще не понимая, где он, и почесал слипшиеся от соли волосы. И внезапно вот оно – покраснел, смутился, отпрянул. Но я успел вмешаться. «Эта ночь была прекрасна», – сказал я. Прекрасна, прекрасна, прекрасна. И я стал прокладывать дорожку из поцелуев – прекрасна, – пока мой рот не наполнился, и мы вбирали друг друга ртами, пока у нас не перехватило дыхание.

Тем утром мы снова оказались на береговой дороге, за Булури, где красноглиняные утесы поросли бугенвиллеями. Он притормозил и отстал. Слез с велосипеда и бросил его на обочине. Дошел до конца мыса, вдающегося в залив. Я вернулся назад, оставил свой велосипед рядом с его. Рыбацкие лодки вышли на лов, море было неподвижно, солнце палило белыми лучами. Мы сели на скальный выступ.

«Что такое?» – спросил я.

«А что, если нам не возвращаться домой?»

«Ты серьезно?»

«Что, если остаться здесь. Мы сможем работать?»

«Конечно. Собирать виноград. Работать в отеле или в кафе. Люди так живут, почему нам нельзя?»

«А как же Мейбл?» – спросил он.

«Она поймет».

Я обнял его за талию, и он не оттолкнул мою руку.

«Ты сможешь рисовать, а я – писать», – сказал я.

Он взглянул на меня.

«Будет невероятно, замечательно, правда ведь? А, Элл?»

И оставшиеся нам четыре дня – девяносто шесть часов – мы рисовали наше будущее: вдали от всего, что мы знали раньше. Когда стены нашей карты рушились, мы подбадривали друг друга, придавая друг другу мужества, чтобы отстроить их заново. Домом своим мы воображали старый каменный сарай, полный древнего хлама, вина и картин, а вокруг – цветущие луга и жужжание пчел.

Помню наш последний день на вилле. Мы должны были уехать вечером ночным поездом обратно в Англию. Я был на взводе – испуг и радостное предвкушение. Я все время поглядывал, не начнет ли Эллис собираться, но он не начинал. Его туалетные принадлежности все так же лежали на полке в ванной, одежда валялась там и сям на полу. Мы поехали на пляж, как обычно, и там лежали на своем постоянном месте. Было очень жарко, и мы говорили мало и совсем не упоминали о своих планах – переехать в Прованс, к зарослям лаванды и к свету. К полям подсолнухов.

Я посмотрел на часы. Вот оно, почти. Я все твердил себе: «Сбудется, сбудется, он решится». Он прилег поспать, я оставил его и пошел купить воды и персиков. Я шел по улицам, ощущая себя местным жителем. Босой, свободный, такой уверенный в себе. Я говорил «бонжур» всем встречным. И представлял себе, как чуть позже мы выйдем поужинать и отпразднуем событие в нашем баре. И я позвоню Мейбл, и она скажет: «Я понимаю».

Я помчался назад, на виллу, взбежал по лестнице и умер.

Наши рюкзаки стояли открытые на кровати, ботинки – рядом. Я застыл в дверях, глядя на Эллиса. Он молчал, глаза были красные. Он тщательно складывал одежду, грязное – в отдельную сумку. Мне хотелось завыть. Мне хотелось обнять его и удерживать, пока наш поезд не уедет.

«Я купил воды и персиков нам в дорогу», – сказал я.

«Спасибо, – ответил он. – Ты всегда обо всем позаботишься».

«Это потому, что я тебя люблю».

Он не взглянул на меня. Он слишком быстро менялся.

«За нами приедет такси?» Мой голос был слаб и срывался.