Читать книгу "Тамерлан. Завоеватель мира - Джастин Мароцци"

Мнение Тимура о мусульманской вере было основано на холодном прагматизме, а не на принципе. Хотя его воспитали в обычных традициях суннитов, его склонность к суфизму была укреплена покровительством ордену Накшахбанди, расположенному в Бухаре, а также помощью суфийским шейхам в Марвераннахре и Хорасане. Они занимали высокие посты при дворе Тимура, особенно шейх Барака из Андхоя[28]. Тимур также хоронил членов своей семьи в красивых гробницах, расположенных рядом с часовнями суфийских святых. Но если корни его симпатий к суфизму были крепки, поддержка, которую он оказывал шиизму, трудно объяснима. Наиболее поразительное доказательство мы видим на его могиле в мавзолее Гур-Эмир в Самарканде. Там изображено разветвленное родословное дерево, которое восходит к зятю пророка Али. Еще одним реверансом в сторону шиизма было подчеркнутое внимание, которое Тимур в течение жизни оказывал потомкам пророка. Поэтому современным ученым так же трудно отнести его к какой-то определенной религиозной школе, как это было трудно его современникам. Тимур был хамелеоном. Все, что шло ему на пользу, было правильно и хорошо. Конечно, это очень циничная интерпретация религии, однако его отношение к джихаду было лишено внутреннего единства и последовательности. По сути, оно было приспособлено к максимально широкому применению силы и являлось оправданием завоеваний.

Конечно, устраивались публичные церемонии, на которых ислам сиял ярким светом. Пять ежедневных молитв являлись важной составляющей жизни двора и Тимура. Во время походов его неизменно сопровождали имамы и королевская мечеть, роль которой исполнял роскошный шатер из прекрасного шелка. Оттуда раздавались заунывные речитативы муэдзина, который призывал правоверных на молитву. Перед началом битвы Тимур неоднократно простирался на земле и возносил молитвы Аллаху. Это делалось на виду у принцев, амиров и воинов и служило напоминанием, что бог на его стороне. Эту уверенность поддерживали религиозные лидеры, которые всегда сопровождали армии во время походов.

Самым главным из них был шейх Саид Барака, которого Тимур встретил в Термезе еще в первые годы своего соперничества с Хусейном. В 1391 году, когда армия Тимура начала форсировать реку Кундуча, чтобы сразиться с воинами Тохтамыша, Барака подобрал кусок грязи и кинул его в противника. «Ваши лица почернеют от позора вашего поражения, — заорал он. — Иди там, где ты хочешь, — продолжил он, обращаясь к Тимуру. — Ты одержишь победу». И в который раз конные лучники императора действительно добыли ему победу.

Это был самый настоящий симбиоз. Религиозные иерархи сохраняли свое привилегированное положение благодаря Тимуру, а в обмен на это покровительство они заверяли его и его воинов в неизменной поддержке всемогущим всех военных начинаний императора, насколько это зависело от его земных слуг. Верноподданные священники в случае необходимости оправдывали любые действия. Как писала в 1962 году Хильда Хукхэм: «С благословения шейхов Тимур мог вести свои орды против любого королевства семи климатов, уничтожать неверных потому, что они не были мусульманами, а мусульман — потому что они не были правоверными».

Раболепные придворные писатели вроде Язди, служившего одному из внуков Тимура, исполняли те же обязанности. «Мы храним традиции Мухаммеда, а он заявлял, что он был дитя меча и что вместе с богом прошел через самые счастливые моменты его жизни, когда у него в руке был меч. Он добавляет, что сам рай находится под защитой меча, который показывал, что короли не есть мирные обладатели тронов, если они не победоносны, что их подданные не могут наслаждаться покоем в своих семьях, но лишь под защитой меча своего принца».

Однако Повелитель Счастливого Сочетания Планет должен был советоваться с астрологами, чтобы выбрать удачный момент для нападения. Их обязанностью было определять расположение планет. На практике это означало, что они произносили тот вердикт, который хотел слышать император. Его ответ на заключения астрологов всегда определялся целесообразностью. Если астрологи не могли прийти к желаемому заключению, на них просто не обращали внимания. Когда у ворот Дели они решили, что знамения неблагоприятны для атаки, Тимур просто обратился к исламу. Он жестко заметил: «Ни фортуна, ни неудачи не зависят oт звезд. Я вручил себя попечению всемогущего, который никогда не оставлял меня. И какое влияние имеют планеты на его отношение ко мне?» Астрологи устыдились и отступили, а он взял свой экземпляр корана и открыл его на выражении, которое указывало на верную победу. Так оно и вышло.

Тимур не видел противоречия между кровопролитием и исламом. Переход от кровавой битвы сегодня к благочестивым молитвам в часовне или мечети завтра не представлял для него никаких моральных сложностей. Буквально за несколько дней Дели был разгромлен так, что ему потребовалось столетие, чтобы оправиться, но Тимур сразу после этого отправился в прекрасную мечеть на берегу реки Джамна, чтобы вознести благодарность Аллаху за свою победу. В Багдаде, когда его воины еще строили последние из 120 пирамид из отрубленных голов, когда река Тигр стала красной от крови, а в воздухе стояла вонь от разлагающихся трупов, Тимур посетил могилу почитаемого имама VIII века Абу Ханифы, главы одной из четырех ортодоксальных сект ислама, «чтобы испросить заступничества святого». И такое происходило постоянно. Поэтому со своими внешними проявлениями благочестия Тимур демонстрировал прямо-таки современный подход к этой проблеме.

Вино было еще одним вопросом, в котором Тимур демонстрировал свой двойственный подход к канонам ислама и монгольским традициям. Пьянство было строго запрещено исламом и, как правило, не разрешалось у него при дворе. Однако имелось великое множество исключений, которые использовались очень часто. По татарскому обычаю для празднования очередной победы устраивался роскошный пир. Пиры устраивали во время свадеб в семье Тимура. Окончание рамазана тоже нужно было отпраздновать. Испанский посол Клавихо как-то видел такую вакхическую оргию, которая соответствовала традициям монголов, но никак не запретам ислама. Каждому человеку на пиру выделяли прекрасного виночерпия, отметил испанец. Его обязанностью было следить, чтобы золотая чаша гостя всегда была наполнена. Отказаться пить во время тоста считалось серьезнейшим нарушением этикета и выражением невежливости по отношению к императору, причем требовалось осушить до капли очень вместительный кубок. Трезвенники в таких случаях обнаруживали внезапную тягу к виноградной лозе. Пиры неизменно завершались пьяным храпом. Те воины, которые еще могли стоять, растаскивали товарищей на ночь по шатрам. Ничего исламского в этом не было.