Читать книгу "Варяги и Русь. Разоблачение «норманнского мифа» - Степан Гедеонов"

Нестор молчит вообще об отношениях к варяжским князьям туземных, покорившихся династов; между тем, довольно определенное понятие о природе этих отношений можем извлечь из истории древлянского княжества. «Въ лето 6391. Поча Олегъ воевати деревляны, и примучивъ и, имаше на нихъ дань по черне куне… И бе обладая Олегъ поляны и деревляны, северены и радимичи, а съ уличи и теверци имяше рать». В 907 году древляне участвуют в походе против греков. «Въ лето 6421… И деревляне заратишася отъ Игоря по Олгове смерти. — Въ лето 6422. Иде Игорь на деревляны, и победивъ възложи на ня дань болшю Ольговы». Наконец, в 945 году, восстание древлян и их князя Мала; убиение Игоря; в 946 мщение Ольгино; присоединение Древлянской земли к Киевскому княжеству. Итак, в течение 63 годов древляне платят дань, при случае дают войско, иногда восстают против киевского князя, но сохраняют свою внутреннюю независимость, свой княжеский род, своих князей, «иже распасли суть Деревьску землю». То же самое, хотя и не в столь резких размерах, должно принять и у прочих племен; варяжское завоевание проявляется не как норманнское в Англии и во Франции порабощением одной народности другой, замещением прежних владельцев новыми; оно основано на известном праве, на условиях; это преимущественно династическое явление. Варяжские князья обладают покоренными племенами в том смысле, что получают от них дань и военную помощь; но прежние владельцы остаются на своих столах и по-прежнему владеют своей землей, за исключением городов и волостей, вошедших в непосредственный состав новой державы; таковыми, кроме северных городов, участвовавших в призвании, являются на юге Киев, Чернигов, Переяславль, Любеч. Г. Соловьев полагает напрасно, что в этих городах сидели князья-родичи, подручники Олеговы: Белоозеро же, Муром, Смоленск пропущены у Нестора, потому что в них сидели простые мужи. В определении исторического явления, основанного единственно на отличии, по юридическому значению, мужа от князя, невозможно смешивать произвольно этих названий, ни толковать текст летописи: «Поиде Олегъ… и прия градъ (Смоленск), и посади мужь свой. Оттуда поиде внизъ, и взя Любець, и посади мужь свой», таким образом, что муж в Смоленске означает действительно простого мужа, а в Любече князя-родича. В тексте летописи «…даяти уклады на руские городы: первое на Киевъ, таже и на Черниговъ, и на Переяславъ, и на Полътескъ, и на Ростовъ, и на Любечь, и на прочая городы; по темъ бо городомъ съдяху князья подъ Ольгомъ суще», последние слова: «По темъ бо городомъ седяху князья подъ Ольгомъ суще» относятся не к Киеву, Чернигову, Полоцку, Любечу и т. д., а к прочим, непоименованным городам. Мы знаем, что в Полоцке и Ростове Рюрик посадил своих мужей; Олег сажает также мужей (а не князей-родичей, которых у него быть не могло) в Смоленске и Любече; откуда же было взяться князьям? Само выражение «князья подъ Ольгомъ суще» — «отъ сущихъ подъ рукою нашихъ князь светлыхъ» указывает на отношения не родовые, а державца-победителя к вассалам-подручникам. Никогда наши князья Рюриковичи не являются под рукой великого или старшого князя (срвн. чешское područj — подданство). Князь Мстислав говорит послу Андрееву: «Иди же ко князю своему и рци ему: мы тя досихъ местъ акы отца имели по любви; аже еси съ сякыми речьми прислалъ, не акы къ князю, но акы къ подручнику и просту человеку, а что умыслилъ еси, а тое дей, а Богъ за всемъ». Князья под Ольгом суще, князья сущие под рукой означают покорившихся прежних династов. В слове Даниила Заточника: «И умножи, Господи, вся человъки подъ руку его». Олег требовал укладов, 1) на все свои собственные и Игоревы города Киев, Полоцк, Чернигов, Любеч, Ростов и т. д., 2) на города, в которых сидели (а не были посажены) прежние славянские князья, бывшие под его рукой (напр., на Коростень у древлян), т. е. по одному городу на каждого малого князя. Этими укладами, как частью военной добычи, он вознаграждал словено-русских князей за полученную от них военную помощь. На природу отношений к князьям данникам указывают слова договора: «И не вдадимъ, елико наше изволете быти (т. е. на сколько зависит от нас) отъ сущихъ подъ рукою нашихъ князь свелыхъ, никакому же съблазну или вине». Олег является здесь не родовым старейшиной в Русской земле, а главой покорившихся, емшихся по дань, но, в сущности, еще независимых мелких династов.

При Игоре эти отношения изменяются как по причине завоеваний и постепенно возрастающего могущества и значения варяжских князей, так, без сомнения, и вследствие слияния русских династий с варяжской посредством брачных союзов между представителями прежних княжеских родов и княжнами варяжскими, родными и двоюродными сестрами Олега и Игоря. О существовании этих союзов свидетельствуют упоминаемые в договоре Игоря его нетии, т. е. сестрыничи Слуды и Акун, являющиеся послами, один от самого Игоря, другой от русского князя или боярина Карша. С другой стороны, в числе жен Олега и Игоря были, вероятно, и родственницы, сестры и дочери покоренных русских князей; древляне помышляют о слиянии киевского княжества с Древлянской землей посредством брака Мала с Ольгой. Верным кажется, что из князей-данников около половины X века уже многие уступили Киеву лучшую часть своих волостей (Чернигов и Переяславль еще прежде), при заметной утрате своего княжеского значения; другие обратились в бояр; является нечто вроде двора. Новый порядок вещей явно обнаруживается при сличении Игорева договора с Олеговым. При Игоре уже нет тех светлых князей сущих под рукой Олега, покоренных, но самовластцев в своих княжениях, независимых данников варяго-русского князя. Игоревы послы договариваются: «Отъ Игоря великаго князя Рускаго, и отъ всякоя княжья, и отъ всехъ людии Руския земли». Являются формулы: «Великий князь Игорь и князи и бояре его». — «Великий князь русьский и бояре его» — «къ великому князю русьскому Игорю, и къ людемъ его». Нигде Олег не говорит от одного своего имени; греки договариваются и с ним и через него с подчиненными ему мелкими, племенными династами; в основных статьях Игорева договора речь идет только о великом князе, как о единодержавце в земле; прежние князья упоминаются только в формулах; жены их, русские княгини, сопровождают Ольгу в Царьград; как бояре, так и князья имеют своих послов едва ли не ради одного блеска и пышности; новое доказательство раннего образования великокняжеского двора в Киеве. Конечно, не все прежние князья одинаково скоро уступали свои права на независимость и княжение; древляне держат себя вдали от варяжской династии; при Игоре они не участвуют в греческом походе, вероятно, откупаясь данью. С покорением Древлянской земли при Ольге падет сильнейшее независимое словено-русское княжество; Древлянская земля входит в состав варяжской державы. Ольга уже не довольствуется одной данью, как Олег и Игорь; она идет по Древлянской земле, уставляя уставы и уроки; Святослав сажает сына своего Ольга «въ деревехъ», как в своей волости. Род Малов, если не был истреблен совершенно, перешел, по примеру других княжеских родов, в боярский.

При Святославе исчезает самый княжеский титул для потомков прежних князей; в договоре с греками упоминается только о боярах; Святослав говорит от себя: «Азъ Святославъ князь руский». Князья окончательно превратились в бояр; прежние роды исчезли; естественный исторический ход.

Не так, конечно, понимают эти факты представители норманнского мнения. «Рюрик, Трувор и Синеус, — говорит г. Куник, — выселились на восток со своими кровными, родственниками. Кроме Олега к ним, по всей вероятности, принадлежали все те лица, которым Игорев договор приписывает княжеское происхождение. По своим отцам, матерям и мужьям все они могли состоять в близких отношениях к Рюрикову княжескому дому, образуя более или менее древние боковые его линии, из коих иные выводили свое начало еще из Швеции». Мы видели, что и по мнению г. Соловьева, эти Smakonungar под названием князей сидели в Чернигове, Полоцке, Переяславле, Ростове, Любече и прочих городах. Но подобное состояние новорожденного общества условливает целый ряд явлений, о которых нет даже и намека в нашей истории. Я возражаю: