Читать книгу "Охотник за приданым - Барбара Картленд"

— Для него, по крайней мере, закололи жирного тельца, — сказала Прунелла, не думая, что говорит.

И она тут же пожалела о сказанном, потому что граф неожиданно рассмеялся.

— Вы совершенно правы, Прунелла, теперь не осталось никого, чтобы заколоть тельца, жирного или какого-нибудь еще, кроме вас самих.

Наступило молчание, затем Прунелла сказала:

— Я не хотела, милорд, говорить так, как будто я постоянно... не одобряю ваши поступки. Мы с вами обещали помогать друг другу, но я не уверена, что вы держите свое обещание.

— Это покажет время, — ответил граф,

но для Прунеллы осталось непонятным, что это должно было означать.

Когда принесли херес, она заметила, что граф сделал всего один небольшой глоток, и решила, что он попросил вина лишь для того, чтобы указать на ее негостеприимное поведение. В то же время ей очень не хотелось ссориться с ним, и вопреки своему убеждению, что она должна отказаться от приглашения графа, Прунелла направилась, чтобы взять накидку к зеленому платью. К счастью, Нанетт решительно настояла, чтобы к каждому вечернему платью приобрести соответствующую накидку или шарф, отороченный перьями или мехом. Вечер был теплым, и длинный шарф Прунеллы из легкого шифона мягко обрисовывал изящные линии ее фигуры. Сама этого не осознавая, девушка напоминала весну в самом ее расцвете. Она бегло взглянула на себя в зеркало — новая прическа была ей к лицу, в глазах горел огонек, на губах играла нежная улыбка — и присоединилась к графу. У отеля графа ожидала модная закрытая карета, запряженная двумя породистыми лошадьми. Кучер и лакей в красивых ливреях были очень предупредительными, и Прунелла невольно подумала о том, на какие средства граф нанял этих новых слуг. Карета, которую они с Нанетт наняли в Лондоне, была скромным одноконным экипажем, и они пользовались только услугами кучера, но, по мнению Прунеллы, это стоило кучу денег. Карета поехала по Пиккадилли, а девушка тем временем вспомнила, что Королевский театр, вторично сгоревший в 1809 году, был отстроен заново три года назад. Она читала об этом в газетах, а отец рассказал ей о Самуэле Уитбреде, пожертвовавшем на восстановление театра четыреста фунтов. Прунелла читала о великолепии нового здания и хотела его увидеть. Кроме того, было очень интересно посмотреть новое газовое освещение, о котором столько писали. Вопрос графа прозвучал для нее неожиданно:

— О чем вы думаете? Одно я могу сказать точно: не о вашем спутнике.

Прунелла покраснела, в очередной раз пораженная проницательностью графа.

— Извините меня, я не хотела быть невежливой. Я думала о Королевском театре, который я так давно мечтала увидеть. Будет ли сегодня играть Эдмонд Кин?

— Да, — ответил граф. — Его называют величайшим актером нашего времени, и я надеюсь, что вам будет интересно увидеть его в роли Отелло.

Граф увидел на лице Прунеллы радостное возбуждение, а когда они устроились в ложе одного из красивейших театров Лондона, она смотрела вокруг с выражением ребенка, впервые стоящего перед нарядно украшенной рождественской елкой. Эдмонд Кин был рожден для того, чтобы гореть, его блеск ослеплял, и сам он сгорал на огне своего гения. Когда он впервые выразил желание сыграть роль Отелло, все предсказывали ему провал. Но драматический талант не имел границ, и его Отелло был признан самым совершенным воплощением венецианского мавра на сцене. В этой роли Кин превзошел самого себя, и лорд Байрон воскликнул:

— Великий боже, какая душа!

Для Прунеллы спектакль стал настоящим откровением, она была целиком захвачена блестящей игрой Кина и магией театра. Девушка впервые попала на блестящий спектакль в столичный театр. Прежде ей приходилось довольствоваться только представлениями, которые давала любительская труппа в соседнем городке. Теперь она чувствовала себя так, будто сама участвовала в трагедии. Она страдала, наблюдая агонию Дездемоны и безутешное горе Отелло, словно не просто смотрела на них, а испытывала те же чувства. Только когда в конце спектакля упал занавес, она вернулась в реальный мир из волшебной сказки, куда ее перенесли неизвестные ей силы. Прунелла не знала, что все это время, пока она была захвачена пьесой, за ней наблюдали внимательные и понимающие глаза графа. Ей было трудно вернуться к обыденности, и банальные слова благодарности казались недостаточными, они не выражали той гаммы чувств, которую она испытывала. Прунелла молча направилась к поджидающей их карете.

Только когда экипаж тронулся, девушка тихо сказала:

— Я не знала... что я могу... так чувствовать.

Но графу не нужны были объяснения. Со свойственной ему чуткостью и знанием жизни он ясно видел все, что происходило в нежной душе этой девушки. Поэтому он мягко ответил:

— Я знал, что вы чувствительная натура, но хотел убедиться в этом.

Прунелла была слишком озадачена своими переживаниями и не спросила, что он имел в виду. Но когда они уютно устроились за столиком маленького ресторана недалеко от театра и граф предложил ей меню, она сказала:

— Мне кажется, что я... никогда больше не смогу... ни есть, ни пить.

— Сможете, — успокоил ее граф. — Я сам сделаю выбор, и надеюсь, что вы его одобрите.

Прунелле совсем не хотелось спорить с ним, и когда официант налил ей шампанского, она рассеянно отпила глоток. Ей казалось, что в ушах все еще звучит страстный голос Кина.

Но когда принесли еду, девушка, к своему удивлению, обнаружила, что в ней проснулся аппетит. Слегка утолив чувство голода, она обратилась к графу:

— Спасибо за доставленное удовольствие. Я никогда прежде не видела ничего подобного... столь волнующего и прекрасного...

Граф молчал, и Прунелла продолжила:

— Я говорила вам, что я деревенская мышь.

— Мне остается только порадоваться, что история Отелло, которая всегда волновала меня, так же глубоко тронула вас.

— Это очень грустная история.

— Как и все женщины, вы предпочитаете, чтобы истории любви имели хороший конец? — улыбнулся граф.

— Как же он мог не понять, что она любит его?

— Теперь вы немного больше узнали о любви? — спросил граф.

При этом вопросе Прунелла быстро взглянула на него и сказала:

— Мне кажется, что нужно... полюбить... чтобы узнать что-то... о любви.

— А вы никогда не любили?

— Нет... конечно, нет!

— Зачем такая горячность? Если бы на свете существовала справедливость, вы к такому возрасту были бы уже много раз влюблены, Прунелла.

Неожиданно Прунелла вспомнила человека, с которым сбежала ее мать.

Это не было любовью, по крайней мере настоящей любовью. Девушка ничего не знала о подлинных чувствах матери к этому мужчине, но все же она испытала потрясение от его предательства, и что-то хрупкое и драгоценное было сломано в ее душе.