Читать книгу "Ненавидеть, гнать, терпеть - Влада Юрьева"

Гань вежливо улыбнулся:

– Я не буду торговаться с вами об оплате, хотя буду признателен. Мне интересна эта работа, и я с радостью вам помогу. Вы ведь делаете благое дело – исправляете чужие ошибки! Это очень хорошо. Мой визит сюда станет лучше, потому что я, если честно, заскучал.

– Вот и отлично! Кстати, можешь и ко мне на ты обращаться, что ты в самом деле!

– Не могу, простите, к старшему – не могу.

Вот ведь чудак! Но все эти его заморочки с вежливостью и благими делами Кадыченко только на руку.

Тут важно, чтобы другие участники проекта тоже не открыли эту золотую жилу. Поэтому Всеволод поспешил перестраховаться:

– Вот еще что сказать хотел… У меня в отеле много русских живет. Я нахожу это подозрительным, есть основания полагать, что их подослали конкуренты, чтобы побольше узнать о нашем провале. Не всех, но некоторых – очень вероятно. Поэтому, будь добр, никому ничего не говори о том, что мы с тобой будем делать.

– Конечно, как скажете, – кивнул китаец. – Если вам это неприятно, я вообще общаться с ними не буду.

Кадыченко торжествовал. Отправляясь сюда, он и подумать не мог, что поход в магазин может быть таким плодотворным! Судьба улыбается редко, но, видимо, самым достойным.

Глава 5. Природа любого спора

Автобус был полупустой, и это позволяло пассажирам внутри распределиться так, как им угодно. Два задних кресла, расположенные друг рядом с другом, занимали Вероника и Алиса. Впереди сгустились китайцы, которые старались рассматривать их так, чтобы их любопытство не было слишком очевидно.

– Теперь я понимаю, как чувствовали себя негры в Америке в начале двадцатого века, – проворчала Алиса.

– Ты, главное, в самой Америке эту фразу не повтори.

– Почему?

– Потому что нельзя говорить «негры», – спокойно пояснила Вероника. – Как будто ты сама не знаешь.

– Так я ж не к ним обращалась.

– Все равно нельзя. Это считается оскорбительным, можешь нехило подпортить с кем-нибудь отношения, причем необязательно с афроамериканцами, белые там частенько тоже реагируют на это болезненно. Их со школы учат, что расизм – это плохо. Кого-то это только подстегивает, а кто-то становится глашатаем морали, даже не веря в нее. Я такое не раз наблюдала.

– Ты там живешь?

– Работаю. Иногда удаленно, иногда приходится переезжать туда, но на время. Это хорошая страна, да только я бы там жить всегда не могла.

– Для многих наших соотечественников это предел мечтаний, – фыркнула Алиса.

– Не для меня. Я не верю, что счастье может зависеть от какой-то конкретной страны. Счастье – оно всегда у тебя внутри, если ты умеешь настроиться на него.

Алиса все больше убеждалась, что их объединение было правильным решением. Сама она вряд ли осмелилась бы путешествовать из одного города в другой без переводчика, на общественном транспорте.

А вот Вероника отнеслась к этому спокойно. Ее не смутил ни старый автобус, опасно громыхающий по склонам холмов, ни настороженные взгляды попутчиков, ни перспектива добраться до цели только через несколько часов, а в гостиницу вернуться ближе к ночи.

– У многих людей проблемы возникают от того, что они слишком рано начинают придумывать себе трудности, – пояснила Вероника. – Вот серьезно: еще ничего не случилось, а ты начинаешь воображать, что будет, как ты отреагируешь. Кажется, что это правильно, но от одной этой мысли у тебя портится настроение. Зачем это? Будет проблема – будет решение, такова природа вещей.

Она вообще была любопытным существом, эта Вероника. О себе говорила с охотой, но мало. Она четко выделяла те моменты жизни, которыми делиться не хотела, и выспрашивать о них было бесполезно. Вероника все так же мило улыбалась, не теряла самообладание, однако молчала, как партизанка на допросе.

Она была из небогатой семьи, но и не откровенно бедной. Ребенок студенческой любви и раннего брака. Веронику с детства опекали, однако не баловали. Это помогло ей вырасти воспитанной, но сохранить открытое сердце. Естественно, о таких вещах она не говорила напрямую, Алиса сама все видела.

С детства Вероника мечтала стать врачом. Такие мечты подходят людям ее типа: они обычно стремятся стать или врачами, или учителями – словом, теми, кто приносит пользу людям. Она окончила школу с высоким средним баллом, даже смогла поступить в медицинский, но успела отучиться там меньше двух лет.

Потом у нее самой начались проблемы со здоровьем. За ними не заставили себя ждать и финансовые трудности.

– Тогда ты и понимаешь, насколько важны деньги, – рассуждала Вероника, глядя в грязное окно автобуса. – В моей семье культа денег не было, и я всегда относилась к ним спокойно. Не стремилась делать грандиозные накопления, тратила их свободно, потому что считала, что на мои потребности судьба мне всегда даст заработать, а больше мне не надо. Но тут я вдруг осознала кое-что другое… Иногда в твою жизнь приходит нужда. Ты не становишься капризным или жадным, вообще ничего в привычном ритме не меняешь, а она обрушивается на тебя извне. Разве я виновата в том, что заболела? Нет, но меня никто и не спрашивал. Я вдруг очень четко поняла, какую цену имеет моя жизнь. Конечно, есть и бесплатная медицина, и она хорошая. Но она не все может исцелить, ее приходится ждать, а времени у меня не было. Деньги и время вдруг сравнялись в цене, время стало исчисляться деньгами. Меня могло спасти то, чего у меня не было. Звучит просто? Но это страшно.

Она не упомянула, чем именно болела тогда, а Алиса не стала спрашивать. И так понятно, что не простудой.

В определенный момент врачи поставили на ней крест. Ее родителям рекомендовали сдать ее в хоспис. Разговор с врачом должен был быть приватным, но Вероника подслушала…

– Как дура себя повела, конечно, – грустно улыбнулась она. – Кричала, обливаясь слезами и соплями, что так и надо. Мол, оставьте меня тут, и я умру в уголочке. Теперь стыдно за это. У мамы и папы тогда и так тяжелое время было, а тут я масла в огонь подливала.

– Ты имела право…

– Нет. Это эгоистично – думать, что в своей болезни ты становишься центром мира. Во-первых, ты не одна ею болеешь, смотри на тех, кто справляется достойнее. Во-вторых, цени тех, кто сражается вместе с тобой. Им иногда тяжелее! Но это видится со стороны, а в тот момент я была уверена, что впереди – пустота. Я считала, что будущего у меня нет и дальше будет только хуже, лучше уж уйти достойно, до всех страданий и до агонии! Это тоже неправильно. Я потом на своем опыте убедилась: выздоравливают те, кто хочет спастись и верит, что это возможно. Ты никогда не знаешь, что будет завтра. Один день может все изменить, потому что в этот день где-то изобретут новое лекарство. С этой точки зрения, нужно держаться, даже если тебе пророчат не годы, а месяцы. Я чуть не рассталась с жизнью, но получила опыт, за который благодарна до сих пор.