Читать книгу "Дневник принцессы Леи. Автобиография Кэрри Фишер - Кэрри Фишер"

Что, если я скажу, что люблю тебя? Что тогда? Я оправдаю преступное желание, если свяжу его с чувством? Знал бы ты, где стоишь – прямо у меня на ногах. Эти отношения не обязаны быть ничем большим. Но есть возможность, что мы утонем в бреду скучных обсуждений.

Это довольно новое чувство. Я неисправимая оптимистка и смело думаю, что это временно. Вопрос на сто долларов: «Что мы значим друг для друга?» Боюсь, что ответы будут расходиться. Как и все разговоры на эту тему. Но что тогда между нами? «Давай выясним отношения», ублюдок. Все мое существование – это колебание из крайности в крайность, и думаю, что, может, это вот-вот закончится, но нет. Какого черта не так с серединой между крайностями? Серединой между апатией и паникой. Кажется, я попадаю в ситуации, где возможно только напряжение. Я начинаю думать: «Расслабление – это просто слух, жестокий слух, который придумал садист…»

Мы можем все прекратить, если ты думаешь, что это поможет. Потому что, как и любая другая героиня фильма категории Б, я так больше не могу. Можешь понять или нет? Я не хочу причинить тебе больше боли, чем боль, которую хочу, чтобы ты причинил мне. Теперь это вопрос выживания в обществе друг друга, а не наслаждения им.

Я постоянно пытаюсь заставить тебя любить меня, но мне не нужна сама любовь – мне нравится ее добиваться. Мне нравится борьба за любовь. Меня всегда разочаровывают те, кто любит меня, – разве они могут быть совершенны, если даже не видят меня насквозь?

Я так близко,Что начинаю задыхаться,Мне нужно вынырнуть на поверхностьПодышать,И вот я дышу,Я могу дышать.Я небрежно держусь на расстоянии,Но не ухожу.Мне не хватает честности,И я развлекаюсь искажением правды.С моими недостатками и одержимостью —Если человек может быть распущенным,То я вообще несвязна.Хоть я и пытаюсь,Но больше ничего не могу дать,Разве что кому-нибудь другомуИли последнему.Я ставлю спектакль и расставляю всех по местам,Ты – это зрители,А я – актеры.Я стараюсь быть особенной,Но у меня никогда не получается.

Мы будем общаться,Но достаточно —Это слишком много,Мне нужно новое безразличие, которым я буду жить.

Конечно, у меня проигрышная рука,И я приглашаю тебя поиграть,Вот бы полюбить кого-то,Но я предпочлаПолюбитьЛюбого.

Эй, парень в потертой куртке,Выдохни дым мне в глаза.Обними меняИ найди меня.Под лунным небом.О-о-о,Под лунным небом.Мы рядомНа мокрой от росы траве,Моя голова падает ему на плечо,И он зевает.Вечеринка быстро заканчивается,И танцующие остаются один на один с ночью,Кто-то включает воду,Кто-то выключает свет.

Наполовину женщина, наполовину барный стул,Комната кружится от выпитого,Она склонилась над бокалом вина,И все думает об одном и том же.

«Для кого я это делаю?» – спросила я его. Это был риторический вопрос, и единственное, что он мог на это ответить, это пожать плечами, что он и сделал. Я сидела на полу, поглощенная пустым пространством передо мной. Он растянулся на диване и выглядел сильным и уверенным. Может быть, ни один человек не остров, но этот точно похож. Сухой и безопасный, и все время маячит на горизонте. Но этот остров не для меня, кого я обманываю? Его остров уже заселен, а я подросток-нарушитель. Все, что мне остается, это плыть по течению.

Он зевнул. Я посмотрела на него, ничего не ожидая. Он посмотрел на меня, и мне пришлось посмотреть в сторону. Я не хотела, чтобы он увидел, что я «ему принадлежу», – достаточно и того, что я сама об этом знаю. Я не хотела, чтобы он тоже знал. Я скрывала это от себя уже 2 месяца, называя это чем угодно, от «химии» до большой ошибки. Не то чтобы это не было «химией» и большой ошибкой, но когда я подарила ему себя – с Рождеством, дорогой, – я дарила на время, а не навсегда.

И какой бы это ни был срок, он истек. В воскресенье он уезжает. И вот мы сидим во вторник вечером все в той же беде, где он меня бросит. Ничего личного, конечно. Он закончил съемки и вернется домой к жене и детям. Да, вот и напоминание. Именно в этот момент туфелька Золушки упадет и разобьется.

С ним любить было проще, чем говорить о любви,Он не принимал тебя близко к сердцу,но принимал в свою постель.А ты ложишься и берешь, что дают,И тебя все больше затягивает, а он все приходит.

Все висит на волоске,Он один на всех, и все напоказ,Но когда все уже сказано и почти сделано,Я играю всерьез, а он для забавы.

Иногда я звоню людям в надежде, что они не только подтвердят, что я жива, но также, хоть и не прямым текстом, убедят меня в том, что быть живой – нормально и правильно. Потому что иногда я в этом не уверена. Стоит ли жизнь того, чтобы утруждаться ее прожить, потому что когда-нибудь ты получишь от нее что-то стоящее и она перестанет забирать все стоящее у тебя?

Мне бы хотелось куда-нибудь уехать, но проблема в том, что пришлось бы взять с собой себя.

Принцесса, контрабандист и массовка.

Фото предоставлено компанией «Lucasfilm». «Звездные войны: Эпизод IV – Новая надежда» (торговая марка и авторские права компании «Lucasfilm»).

Сорок лет спустя

Все это время я представляю Харрисона таким, каким он был со мной сорок лет назад. Со временем я узнала его немного лучше и с другой стороны. Он очень остроумный человек, и, кажется, с другими ему комфортнее, чем когда-либо было со мной. Может, я заставляю его нервничать. Может, я так много говорю, что он не может и слова вставить. Может, это наш общий гештальт. Может, я его раздражаю. Должно быть, все это отчасти верно.

Но может быть, самая важная причина (и это лишь предположение), по которой мы много не разговаривали, в том, что наша связь была запретной. И это как стадо слонов посреди комнаты, вокруг которого ходишь на цыпочках. Так что мы сидели среди слонов и вместе их не замечали. Это было наше основное занятие, самое главное, что было у нас общего, кроме диалогов в «Звездных войнах» и болезненно очевидных несказанных слов.

Наш роман с Харрисоном был очень долгой ночевкой. Мне стало легче, когда он закончился. Я не одобряла себя.

Если Харрисон не смог понять, что у меня к нему чувства (по крайней мере, пять, но иногда примерно семь), значит, он не настолько умен, как я думала – не думала, а знала. Поэтому я просто любила его, а он позволял. Это самое точное определение того, что между нами было, какое я могу сформулировать сорок лет спустя.