Читать книгу "Империя должна умереть - Михаил Зыгарь"

К началу ХХ века от движения народников почти ничего не осталось: подпольные кружки разрознены и почти не связаны друг с другом. Несмотря на, казалось бы, тотальную неудачу, народников безгранично уважает большая часть молодого поколения революционеров.

Попав в Париж, Гоц знакомится с эмигрировавшими туда народниками – его принимают радушно, все-таки богатый наследник. И он загорается идеей объединить подпольные кружки российских революционеров, вдохнуть жизнь в зачахшую оппозиционную партию. Парижская квартира Гоца превращается в популярное место встреч для народников. Проведя во Франции почти год, он бросает семейный бизнес – но пока никакого успеха на новом революционном поприще не добивается.

Психологическая дуэль

Как раз в это время, в июне 1900 года, в Минске полиция устраивает массовую облаву: находит подпольную типографию и задерживает всю местную ячейку революционеров. Арестовывают и ее руководителя, фармацевта Григория Гершуни. Его отправляют в Москву на допрос к тому самому Сергею Зубатову, руководителю московской тайной полиции, самому странному силовику в Российской империи.

Зубатов начинает с арестованным многодневную игру. Агентурных данных, в том числе о связях с Бабушкой, достаточно, чтобы отправить Гершуни в Сибирь, но Зубатову интересен этот молодой революционер, и он берется его перевоспитать.

В этот момент Зубатову 36 лет. У него есть собственный метод работы с «политическими»: он не столько сыщик, сколько проповедник, главный романтик на службе у государства.

В детстве Зубатов увлекался идеей революции, даже создал в гимназии свой кружок, где они с друзьями читали Маркса, Писарева и Чернышевского. Когда Зубатову было 20, о его увлечении узнал отец и настоял, чтобы тот прекратил обучение. Начитанный юноша пошел работать библиотекарем и обнаружил в хранилищах огромное количество запрещенных книг. Он стал охотно выдавать эту литературу читателям. Так его библиотека стала центром подпольной жизни, а читателями оказались молодые революционеры – в том числе наследник чайной империи Михаил Гоц. Они подружились, и поначалу, вспоминает Гоц, Зубатов всерьез и искренне относился к своему кружку. Но потом к Зубатову пришла полиция. На первом же допросе он узнал, что друзья-революционеры вовсе ему не доверяли и использовали его библиотеку «втемную» для подпольных собраний, на которые его не звали. Зубатов обиженно заявил, что понятия не имел, кем были его читатели. И предложил полиции свою помощь.

Следствие продолжалось несколько лет. Михаила Гоца и его друзей по кружку, молодых столичных образованных евреев, которые собирались в библиотеке, читали запрещенные книги и вели смелые разговоры – и ничего более, – приговорили к десяти годам ссылки на Колыме.

Когда революционеры объявили Зубатова провокатором и начали на него охоту, он вышел из подполья и стал штатным сотрудником полиции. Карьера его была головокружительной – уже через семь лет он дослужился до начальника московской тайной полиции.

Идейный государственник, Зубатов не жалеет времени на долгие проповеди собственным подчиненным (которых, кстати, беспокоит тот факт, что ими управляет гражданский, а не офицер): «Без царя не может быть России, счастье и величие России – в ее государях и их работе. Возьмите историю. Так будет и дальше. Те, кто идут против монархии в России – идут против России; с ними надо бороться не на жизнь, а на смерть».

После каждого группового ареста Зубатов подолгу говорит с заинтересовавшими его арестантами. Это не столько допросы, сколько беседы за чаем о неправильности пути, которым идут революционеры, и наносимом ими вреде. Во время этих разговоров Зубатов предлагает собеседникам помогать правительству в борьбе с революционными организациями. Некоторые соглашаются, а некоторые, смущенные беседой с Зубатовым, просто оставляют революционную деятельность.

Свои беседы Зубатов использует в том числе для того, чтобы собрать аргументы для начальства и убедить начать диалог с обществом: «Удовлетворите их потребности, и они не только не полезут в политику, а выдадут вам всех интеллигентов поголовно».

Григорию Гершуни Зубатов предлагает сделку: в обмен на свободу тот подпишет подробные признательные показания, в которых будет сказано, что он не являлся членом тайной организации, но был доведен до отчаяния притеснениями евреев. Гершуни притворно соглашается. Вообще-то революционная мораль запрещала такое малодушие – как член подпольной организации, Гершуни должен признаться, что он убежденный революционер. Но он якобы решает сыграть с Зубатовым в его игру. Он подписывает все, что предлагает ему Зубатов. Тот торжествует. Он считает, что Гершуни сломлен и больше никогда не вернется к революции, и молодого фармацевта отпускают домой в Минск.

Освободившись, Гершуни, очевидно, стыдится своего поведения: когда Бабушка расспрашивает его, как ему удалось выйти на волю, он бормочет что-то невразумительное: «Да вот, бог не выдал, свинья не съела».

Якутск – Париж

Зубатов ошибается. На свободе Гершуни не отказывается от своих революционных планов, а, наоборот, активизируется. Он, как и советовала Бабушка, обзаводится фальшивыми документами и едет в Париж, туда, где живет большинство его единомышленников. И там знакомится с Михаилом Гоцем. Гоцу и Гершуни есть что обсудить – хотя бы нового общего знакомого, Сергея Зубатова.

Гоц старше всего на четыре года, но для 30-летнего Гершуни он такая же легенда, как и парижские старики, народники старшего поколения. Судебный процесс Гоца и ссылка в Сибирь сделали его знаменитостью среди российских революционеров.

Выехав из Москвы в мае 1889 года, Гоц и другие ссыльные добрались до Якутска лишь к ноябрю. Здесь они остались зимовать, чтобы весной отправиться в Среднеколымск, город в трех тысячах километров к северо-востоку от Якутска.

В Якутске много ссыльных народовольцев, и в честь вновь прибывших товарищей они устроили настоящий банкет. Встретились два поколения революционеров: старые каторжники, попавшие сюда после разгрома «Народной воли» около десяти лет назад, и молодые евреи, новые носители народовольческих идей. 23-летний Михаил Гоц – один из самых юных.

Всего через несколько месяцев, в марте, освоившимся на новом месте ссыльным объявили, что ждать, пока сойдет снег, не положено и нужно продолжить свой путь. При 50-градусном морозе двухмесячное путешествие по почти необитаемой местности равносильно смерти, говорили ссыльным и жители Якутска, и даже местные чиновники. Но таково было требование, пришедшее из Петербурга, – не задерживать группу ссыльных евреев в Якутске. Михаил Гоц пытался выступить переговорщиком – но безуспешно.

Ссыльные начали спорить, что делать. Обсуждались разные предложения: всем вместе бежать «в Россию», оказать вооруженное сопротивление, постараться привлечь внимание мировой общественности, наконец, убить якутского губернатора. Некоторые говорили, что все варианты плохи: в Петербурге закручивают гайки, на горстку евреев, возмутившихся в Якутии, никто не обратит внимания – а результатом их бунта наверняка будет насилие. Тем более что связь со столицей – только через Иркутск, ближайший город, где есть телеграф. А Иркутск на 3000 км южнее Якутска, путь на санях занимает минимум две недели в одну сторону. В итоге ссыльные решили написать прошения на имя губернатора, каждый от себя, и в каждом из прошений объяснить, почему ехать в Среднеколымск нельзя.