Читать книгу "Омуты и отмели - Евгения Перова"

И хотя у них, даже у Ваньки, уже был некоторый опыт, этот поцелуй потряс обоих – Ирочка чуть было не заплакала, а Ванька подумал: «Это было круто!» Это было настолько круто, что на обратной дороге они даже избегали прикасаться друг к другу и виновато отводили глаза. «Черт, надо бы притормозить». – Словно услышав Ванькины мысли, Ирочка вздохнула. «Притормозить» получалось плохо – единственный поцелуй разжег в обоих такую нестерпимую жажду близости, что оба промучились всю ночь и, не сговариваясь, решили некоторое время не видеться. За неделю их жар поостыл, и на дне рождения Муси они встретились как ни в чем не бывало. Праздновали в ресторане, народу было много, Ванька наспех объяснял Ирочке, кто есть кто, но она тут же запуталась – так и не поняла, кто такой Анатолий, который наткнулся на нее в дверях:

– О! А это что такое? Фрося, ты посмотри, какая прелесть! – Он даже нагнулся, чтобы рассмотреть Иру получше, а Фрося, смеясь, тянула его за рукав:

– Толя! Ты пугаешь девочку!

Анатолий отошел, посмеиваясь, а у Ирочки осталось странное впечатление, что он с трудом удержался, чтобы не взять ее на руки. Ира увидела наконец Ванькиных родителей – если бы она не знала, что Алексей Злотников художник, непременно приняла бы его за артиста, так вальяжен и хорош он был, а когда взглянул на нее смеющимися черными глазами, чуть приподняв бровь, Ирочка залилась краской. Мама Вани поразила ее сиянием волос странного «лунного» цвета и вообще была необыкновенно молода и женственна, хотя почему-то все время норовила всплакнуть. И еще Ирочка поняла, что та ласковая теплота, что шла волной от Муси и Ваньки, – свойство всех Злотниковых, даже Стивена, который уж никак не мог быть их родным сыном. Постепенно Ирочка успокоилась – они с Ваней сидели рядом, держались под столом за руки, потихоньку переглядывались и улыбались друг другу, не замечая, что на них внимательно смотрит элегантная дама, сидящая напротив. Это была Юля. Она довольно долго присматривалась к влюбленной парочке, потом, улучив момент, что-то сказала Мите, кивнув на Ваньку.

Торжественное застолье уже перешло в вольное гулянье: гости разбились на группки, кто-то танцевал, в соседнем зале Леший устроил хоровод с младшими детьми. Потом Стивен сел за фортепьяно, но Ирочка этого уже не видела: возвращаясь из туалета, она наткнулась на старших Злотниковых – они стояли обнявшись у окна, Марина плакала, а Леший ее утешал. Ира обошла их стороной, потом оглянулась: те целовались. Надо же – Ира была поражена, – как любовники целуются! Она вспомнила свой поцелуй и глубоко вздохнула, но тут Ваня, выглянув из-за двери, схватил ее за рукав:

– Ирка! Давай сбежим!

И они сбежали. На улице шел противный мокрый снег, идти никуда не хотелось, но Ваньку вдруг осенило, что дома никого нет – вообще никого!

– А пошли к нам?

Ирочка обрадовалась – она была в тонких колготках и уже замерзла. Ни Ира, ни Ваня ни о чем «таком» даже не помышляли – просто посидим в тепле, поговорим, и никаких поцелуев. Слишком взрывоопасно. Посидели, поговорили, даже чаю попили. Ванька рассказал, кто такой Стивен, кто дядя Толя – Ира слушала, приоткрыв рот: ей казалось, она попала в сказку. Или в бразильский сериал, которые обожала смотреть мама. Ванька увлекся, включил компьютер, стал объяснять Ирочке про акции, дивиденды и фондовую биржу. Ира не понимала ни слова. Честно говоря, она почти не слушала: просто любовалась и улыбалась, глядя на то, как он хмурит брови, моргает, что-то говорит, кивает… Она готова была просидеть так всю жизнь.

Волосы на макушке у Ваньки были темно-русые, а пушок на щеках и над верхней губой – золотистый; кожа чистая, тоже золотисто-смуглая; твердые скулы и крепкая шея. Сильные, совершенно мужские руки, длинные пальцы быстро бегали по клавишам, а «мышка» просто тонула в его ладони. Ирочка попыталась представить, каков он без одежды, и тут же себя одернула, покраснев.

– Вань, а маленьким ты, наверное, совсем светлый был, да?

– Ага!

– Вань, а что ты будешь делать после школы? Тебе еще год остался?

– После школы? Дядя Толя меня в Лондон посылает учиться, я десятый экстерном окончу. Почему я занимаюсь-то столько! И еще английский.

– Так ты что, уже в этом году уедешь?

– Ну да, осенью, – совершенно спокойно ответил Иван.

На Иру обрушилась, как снег с крыши, такая чудовищная тоска, что она даже прикусила себе палец, чтобы не застонать. Осенью! Она опомнилась: «О чем я размечталась, о чем я вообще думаю – Ванька еще мальчик, Муся права! Ему надо учиться, у него своя распланированная жизнь, и я тут совершенно ни при чем…» Ира сидела, печально глядя на увлеченного Ваньку, и одновременно видела все это как бы со стороны – словно она сама, совсем взрослая, смотрела из далекого будущего на этих детей и говорила юной влюбленной Ирочке: «Беги! Спасайся! Ты осознала: он тебя вовсе не любит! Ваня влюблен, он хочет тебя, он сходит с ума от желания прикоснуться к твоим губам, он выпьет тебя до дна – и остынет. Займется своими делами, своим компьютером, своей фондовой биржей. А ты – любишь и будешь гореть всю жизнь. Ты – только маленькая глава в книге его жизни. Твоя книга – вся о нем. Беги, пока не поздно. Пока эта глава еще не дописана, а пару черновых листочков вполне можно скомкать и выбросить в корзину. Беги!»

«Все безнадежно…» – подумала Ира и попыталась вычесть Ваню из своей жизни: они встречались всего месяц, виделись только раз шесть или семь – правда, часами говорили по телефону. Без Ваньки ее жизнь сразу превращалась в ледяную пустыню. А если вычитать Ваню – тогда и Мусю, без которой Ирочка тоже не представляла своего существования: это будет уже просто полюс холода. Тогда надо переводиться в другой институт или вообще переехать в другой город и остаться совершенно одной на всю жизнь в этом царстве стужи.

«Я не хочу бежать!» – решила она. Пусть! Что будет, то будет. Лучше так, чем потом всю жизнь жалеть. «Я постараюсь, – думала Ирочка. – Я не буду на нем виснуть, подстроюсь к нему, стану необходима, как воздух, и он полюбит меня по-настоящему, он просто не сможет не полюбить! Подумаешь, Лондон. Есть телефоны, скайпы и самолеты, в конце концов. Надо только продержаться. Не торопиться, подождать, хотя бы до его восемнадцати, поэтому – больше никаких поцелуев. Мы будем просто… просто дружить…»

Тут Ванька повернулся, увидел ее волшебные глаза, глядящие на него с тоской и любовью, хотел было что-то сказать, но не смог – нагнулся к Ирочке и поцеловал ее маленький рот, доверчиво приоткрывшийся ему навстречу. Ванька совсем не был сентиментален и романтичен – по крайней мере, так про себя думал, но после того поцелуя в кино он всю ночь вспоминал Иркины губы, такие нежные, что сравнить их можно было только с лепестками цветка. Утром он, сам себе поражаясь, прикоснулся губами к лепестку – большой букет желтых роз стоял в комнате родителей: ощущение было абсолютно одинаковое. Точно, она – Фейри!

Вот и сейчас – вся кровь бросилась ему в голову. «Короткое замыкание! – успел подумать Ванька. – Это как короткое замыкание!» Разряд тока, удар молнии – и они уже летели обнявшись вверх по вертикальной темной шахте, вроде лифтовой, в окружении разлетающейся от них одежды: упорхнуло Ирочкино платье, Ванькина рубашка унеслась, размахивая рукавами, как белая чайка, тяжело ухнули вниз джинсы – вместе с трусами; рассеялись колготки, трусики и лифчик…