Читать книгу "Зимняя ведьма - Пола Брекстон"

Я знала лишь одного человека, обладавшего этой способностью, кроме меня. Папу. Даже помню, как он в первый раз заговорил об этом вслух. Я не понимала тогда, что так могут делать и другие. Была весна, я помню. Мне было года четыре от роду. Мы прибыли в Крикхауэлл, по каким делам, не помню. Мамы с нами не было, но в этом нет ничего необычного. Мы с папой часто отправлялись куда-то одни. Скорее всего, в тот день нам нужно было в Уайт Харт. Папа усадил меня на деревянную скамейку и велел его ждать. Я быстро потеряла терпение, но не хотела его ослушаться. Мне велели сидеть и ждать, и я сидела и ждала. По крайней мере, мое физическое тело. Я помню, как будто это случилось несколько дней, а не лет назад, что мои веки отяжелели и закрылись, а спина, сквозь тонкий слой платья, ощутила грубый камень, из которого была построена стена гостиницы, около которой я сидела. Я захотела оказаться на сенокосе Спенсера Блэнкона и поиграть с его щенком колли. Я желала быть там и думала, как осуществить задуманное – и за меньшее время, чем потребуется пчеле, чтобы раскрыть крылья, я оказалась там. Я бежала по полю, а высокая трава и перистые овсяницы щекотали мои руки. Я крикнула своим высоким, звонким голосом ребенка, зовя щенка, пока тот не появился. И вместе мы бежали по цветущим лугам, два юных создания, наслаждаясь поздней весной. А потом я услышала голос папы, громкий и полный тревоги, и ощутила на своих плечах его ладони. Я помню, как странно мне было вернуться в себя, словно все произошло само собой. Я снова сидела на скамейке, и папа крепко взял меня за плечи, глядя на меня долгим и пронзительным взглядом. Он больше ничего не сказал, пока мы не оказались вдали от любопытных ушей его товарищей-выпивох. По пути домой он спросил меня, где я была, и я все рассказала ему.

Он задумчиво кивнул, а затем предупредил:

– Выход из тела, Моргана, – это не шутки. Если уйдешь слишком далеко, никогда не сможешь вернуться. Помни об этом.

И я помню. Помню это очень хорошо. Даже сейчас я знаю свои пределы, потому что были моменты, когда я оказывалась на краю между жизнью и смертью.

Мои воспоминания и жара действуют усыпляюще. Когда я просыпаюсь, солнце уже медленно заходит. Не совсем оправившиеся от дремоты, мы с корги выбираемся из нашего логова и идем к поместью. В воздухе ни дуновенья, и сам он кажется тяжелым, как будто близится сезон дождей. Я спешу к источнику, бегу к синей полоске воды, а рядом парят стрекозы, порхая над цветами, растущими вокруг. Я сажусь на каменную стену и опускаю ноги в пруд. Вода восхитительно прохладная, и я начинаю приходить в себя. В тот момент, когда я уже хочу отправиться в дом, вспомнив, что вот-вот должен вернуться Кай, мое тело пронзает лютый холод, причина которого мне неизвестна. Я слышу стук копыт – по сухой дороге к поместью движется небольшая повозка. И тут же понимаю, что это не Кай, а кто-то еще. Кто-то, кто обладает способностью вызывать во мне беспокойство еще до того, как я его увижу. Я слезаю со стены и оборачиваюсь, закрыв глаза от солнца, чтобы попытаться понять, кто нежданный гость. Я вижу ничем не примечательную серую кобылу в скромной, но хорошего качества упряжи. Солнце вдруг застилает появившееся словно из ниоткуда облако, и в его тени я могу ясно различить неприятный силуэт преподобного Эмриса Кадуаладра.

Глава 6

Собаки вертятся рядом, явно столь же взволнованные присутствием этого человека, как и я! Какой может быть цель его визита? Разве ему недостаточно было увидеть, как я опозорилась перед соседями? Он же знает, что Кай должен быть на рынке, так зачем же явился? Зачем ему нужно видеться со мной наедине?

Привязав поводья, преподобный подзывает меня к себе. Быстро поняв, что поблизости ни души, он не затрудняет себя никаким приветствием. Это было бы наигранно и неискренне. И мы оба об этом знаем. Какой бы искусный спектакль он ни разыграл перед паствой в часовне, еще при первой встрече я сразу поняла, что он не в восторге от меня. Думаю, то, что меня стошнило в часовне, вряд ли способствовало нашему сближению. И отвратительный запах, хотя и не такой сильный теперь, его тело источает до сих пор. Я настороже. Брэйкен начинает рыскать и громко лаять. Мэг садится рядом, рычит.

Я стою на месте. Преподобному меня не напугать. Теперь тут мой дом.

– Что ж, милая, – говорит он, – хорошо, что ты одна. На это я и рассчитывал. То, что я должен сказать тебе, пусть остается между нами. Конечно, узнает ли кто-то о нашем разговоре, зависит от тебя.

Взгляд его столь полон презрения, что мне даже страшно, – никогда не видела такого взгляда. Должно быть, я в самом деле ему отвратительна. Преподобный продолжает, говоря, по своим меркам, чрезвычайно тихо, хотя подслушивать нас некому.

– Тебе здесь не рады. Я знаю, что ты собой представляешь. Знаю. Я испросил совета Божьего – по-христиански ли судить тебя, проклинать ли тебя? Я молился Господу. Я взвесил все «за» и «против». И положение твоего мужа принял во внимание. И мне явно, что он ослеплен твоим юным очарованием. Заколдован, можно даже сказать.

Преподобный позволяет себе скользкую улыбку.

– Но, опять же, он еще молод и нуждается в новой хозяйке поместья. Я не могу его осуждать. И не верю, что он разглядел твою сущность. Понял, кто ты такая. Если бы я при всех заявил, кто ты, а я знаю, кто ты, для Кая это было бы концом. Здесь его бы никто не поддержал. И я бы не удивился, если бы местные жители выгнали его. Заставили уйти из Финнон-Лас, отказаться от поместья и всего, что он имеет…

Он делает паузу и свирепо смотрит на Мэг, которая до сих пор на него рычит. Беспокойный Брэйкен уселся позади меня. Неужели они тоже чувствуют ужасный запах, который исходит от этого человека? Едкий, кислый и, как ни странно, знакомый. Внезапно я узнаю его. Однажды, в жаркий день, когда я была маленькой, я бродила по склону горы. Я забралась по гладким скалам и обнаружила клубок гадюк, принимавших солнечные ванны. Вот он, этот запах, запах змеиной кожи. Как может такая вонь исходить от человеческого существа?

Преподобный возобновил проповедь.

– Так что же мне было делать? И, как всегда, ответ подсказала Книга Божья. Как это часто бывает, все было изложено на любимых моих страницах.

Он перестает сдерживать свой обычно не тихий голос, так что теперь орет, вынося свой вердикт, и лицо его краснеет от гнева.

– То, что предстало моему взору, не оставляло места для сомнений. «И любая ведьма да сгинет!»

От неожиданности я застываю с раскрытым ртом. Уже много лет никто не называл меня ведьмой. Теперь я понимаю, что в глубине души надеялась – здесь, в Финнон-Лас, у меня будет возможность начать все заново. Разумеется, всю мою жизнь люди шептались, и, как только я подросла, папа не стал делать никакой тайны из того, что во мне течет волшебная кровь. Но «ведьма» он не произносил точно. Мне не нравится считать себя ведьмой, ведь это слово провоцирует излишний интерес к моей персоне. С чего это преподобный решил, что я ведьма? И потом, папа тоже это мог, но он же не был колдуном. Иногда я могу воспользоваться силой гнева, но это не колдовство или древняя магия. Просто мне от природы знакомо, как с этим обращаться. Но как преподобный мог об этом узнать?