Читать книгу "Мендельсон. За пределами желания - Пьер Ла Мур"

В карете с гербами на пути в Букингемский дворец Феликс поинтересовался, как долго её величеству потребуется его присутствие. Снисходительным тоном джентльмен, почти не размыкая губ, уронил информацию о том, что время её величества представляет собой такую ценность, а её занятия настолько важны, что королевская аудиенция редко длится более нескольких минут.

При входе во дворец Феликса передали, как хрупкую посылку, швейцару в белых чулках и красной с золотом ливрее, который держался с кардинальской торжественностью. По анфиладе залов с зеркалами и тяжёлой позолотой он был проведён в маленькую, почти интимную комнату, где молодая королева, склонившись над пяльцами, болтала со своими фрейлинами.

При звуке отворяющейся двери она подняла золотистые глаза и улыбнулась Феликсу. Её улыбка очаровала его, в ней была удивительная смесь робости и достоинства. Королева протянула руку и извинилась за его «похищение». Его присутствие, объяснила она, доставляет ей и её дамам большое удовольствие, но оно будет приятным сюрпризом для его королевского высочества[46], страстного любителя музыки и его большого поклонника. В данный момент его высочества нет во дворце, но он скоро вернётся. Потом королева представила Феликса дамам из своего окружения. Обходя их с поклоном, он возносил молчаливую молитву о том, чтобы его королевское высочество скорее вернулся домой. Маркиза Дорсит одарила его осторожной улыбкой, когда он склонился над её рукой, и он поймал быстрый, но красноречивый взмах её длинных ресниц.

— А теперь, герр Мендельсон, — твёрдо сказала королева, — сыграйте нам, пожалуйста.

Он сыграл. Каждая пьеса встречалась самыми лестными комплиментами. Просьбы становились всё настойчивее и многочисленнее. Он с улыбкой подчинялся, глядя со всевозрастающим беспокойством на каминные часы с витиеватым орнаментом. Его королевского высочества всё ещё не было! Где он мог пропадать?.. Зажгли свечи, и в их мерцании комната стала казаться ещё более интимной, так же как королева и её придворные дамы. Теперь они сидели кружком вокруг рояля, улыбаясь, восхищаясь, требуя ещё и ещё. Часы пробили семь, потом восемь. Феликс продолжал играть, но его мысли были далеки от музыки. Мария, наверное, вне себя... Это было пыткой. Когда же придёт его высочество? Неужели у него нет ничего лучшего, чем слушать музыку? Ни премьер-министра, вызываемого по срочному делу, ни государственных дел, ни угрозы восстания где-нибудь в империи? Каминные часы роняли капли времени...

Наконец принц Альберт прибыл. А с ним высокий господин очень представительной наружности, на несколько лет старше его. Оба были в цивильном платье. При их появлении фрейлины встали и присели в изящных реверансах. Принц грациозно поцеловал руку королеве, поклонился дамам и выразил приятное удивление от неожиданного присутствия герра Мендельсона. Затем Феликса представили джентльмену, который наблюдал за ними с улыбкой и оказался его величеством Фридрихом Августом II[47], королём Саксонии.

— Может быть, вы как-нибудь приедете в Саксонию? — спросил король с любезной улыбкой. — Вы слышали Гевандхаузекий оркестр?

— Конечно, ваше величество.

— Герр Мендельсон, возможно, когда-нибудь будет дирижировать Гевандхаузским оркестром, — вмешался принц Альберт, потирая руки, — но сейчас давайте послушаем музыку.

Все были в отличном настроении. Музыкальный экспромт был для собравшихся дам приятным отвлечением от скучной рутины придворной жизни. С тяжёлым сердцем и летящими пальцами Феликс сыграл подряд несколько своих сочинений. Затем королева объявила, что споёт одну из песен герра Мендельсона. Но ноты найти не удалось — оказалось, они были упакованы для предстоящего sojourn[48] в Клермаунтском замке.

— Так распакуйте их, — приказала королева не совсем уверенным тоном.

На некоторое время весь дворец был поставлен на ноги — слуги носились в разных направлениях в поисках нот песни. Наконец они были найдены. Королева спела слабым, но приятным голосом. Феликс уже не осмеливался взглянуть на часы.

Наконец концерт окончился. Её величество поинтересовалась, желает ли Феликс, чтобы его отвезли домой.

— Только до Хаф-Мун-стрит, ваше величество, я должен встретиться там с другом. — И добавил на всякий случай: — Со старым другом семьи. Мы вместе учились в школе.

Королева собиралась вызвать карету, но маркиза заметила, что Хаф-Мун-стрит ей по пути и с разрешения её величества она будет рада отвезти герра Мендельсона к его старому другу[49].

Была одна из тех летних ночей, когда небо из чёрного делается багровым. Лёгкий ветерок касался их лиц, подобно невидимой, но нежной руке. Некоторое время они ехали молча, затем маркиза взяла его за руку. Почему он не хочет поехать на итальянскую виллу? — спросила она дрожащим шёпотом. Ему бы там понравилось...

Несомненно понравилось бы, ответил он. Оливковые деревья, уединённые гроты, цикады — ему всё это очень понравилось бы, но в Берлине его ждали важные дела. Он слишком долго задержался в Лондоне...

Когда карета въехала на Хаф-Мун-стрит, маркиза придвинулась ближе к Феликсу.

— По крайней мере, поцелуйте меня, — попросила она.

Он снова испытал то предчувствие катастрофы, которое охватило его в её доме. Он наклонился поцеловать её и почувствовал, как погружается в водоворот. Её руки сомкнулись на его шее, губы впились в него, как голодные пиявки. Это был долгий поцелуй, не приносящий радости ни тому ни другому. Вдруг Феликс различил звук со злостью захлопываемых ставен и понял, что карета стоит под окном Марии. Он быстро высвободился из объятий маркизы и выскочил из кареты.

Он подождал, пока затихнет цокот копыт, прежде чем взобрался на лестницу. Позвонил в колокольчик, но в ответ не услышал ни звука. Он позвонил снова. Хлопанье ставен разорвало тишину ночи, потом всё смолкло. Он бросился на улицу. Сквозь ставни в её комнате пробивался свет. Значит, она там... Он выкрикнул её имя. Сначала тихо, потом громче.

Внезапно его охватила ярость. Она не хочет его впускать, не хочет дать ему объясниться, не хочет даже проститься с ним. Он покинет Лондон, не повидавшись с ней. Она лгала ему, сделала из него дурака, а теперь давала ему уехать, не сказав ни слова. Она даже лишала его этого глупого ужина, который обещала ему. Как ни странно, это возмущало его больше всего. Бог с ней, с лошадью, с целым гардеробом одежды, но он не позволит ей лишить его ужина. Больше ему ничего от неё не нужно, но ужин свой он получит!