Читать книгу "Просветленные не берут кредитов - Олег Гор"

Зато ненависть предстала моим глазам в виде ярко-алого столба торнадо, что выбрасывал в стороны протуберанцы. Прямо у меня на глазах он начал чахнуть, съеживаться, пока не превратился просто в костер, а затем и вовсе потух.

И в этот момент шагавший первым охотник поднял руку, после чего мы остановились.

— Нашли следы слона, — сказал брат Пон, повернувшись. — Одиночки, как надо.

Честно говоря, я не понял, зачем нам нужен слон, если мы охотимся на йесина, но спросить возможности не было.

Двинулись дальше, но не по прямой, а хитрым зигзагом, похоже, что по тем самым следам. Приглядевшись, я и сам рассмотрел признаки того, что здесь прошло крупное животное — вмятины в земле, сломанные ветки.

— Слон, когда стареет и слабеет, покидает сородичей, — сообщил брат Пон, воспользовавшись новой остановкой. — И чтобы расстаться с жизнью, ищет йесина. Поскольку стоит слону зайти в реку, где живет йесин, тот обязательно атакует и зажалит лесного гиганта до смерти.

В биологии и поведении животных я не понимал ничего и поэтому только плечами пожал: кто их знает, местных слонов, может быть, они и вправду уходят из жизни таким образом.

Вскоре я уловил хруст и топот, а затем меж деревьев показалась громадная серая туша. Нас зверь если и заметил, то не обратил внимания, продолжил неспешно шлепать по лесу, обмахиваясь ушами.

— Наши охотники выследили его еще на прошлой неделе, — прошептал брат Пон. — Повезло нам неимоверно… Могли ведь и не успеть…

Глаза монаха горели, и если бы я не знал его хорошо, то поверил бы, что служитель Будды охвачен постыдным охотничьим азартом, что вот-вот он завопит и с лихим улюлюканьем ринется на слона.

К тому моменту, как впереди появилась река, мы подобрались к слону едва не вплотную. По сигналу предводителя охотники дружно сбросили рюкзаки, а в руках у каждого оказалась небольшая сеть.

Зверь помедлил, топчась на берегу, словно в нерешительности, а затем вошел в воду. Уа разбежались в стороны, оставив нас с братом Поном и вождем рядом с грудой рюкзаков.

Слон дернулся, вскинул голову и оглушительно затрубил, его огромное тело забилось в корчах. И в тот же момент охотники с плеском ринулись в реку, расставив сетки, пытаясь выхватить ими нечто из мутных потоков.

— Очень опасный момент, — монах комментировал происходящее точно футбол. — Слона терзают судороги, и он легко может убить или покалечить человека одним движением или упав на него. Да и йесин не дастся просто так, а он очень ядовит.

Умирающий исполин затрубил еще раз, намного слабее, и медленно завалился набок. Поднятая им волна с шумом ударила в берег, и тут же один из уа издал восторженный вопль.

Товарищи побежали к нему, побросав свои сетки.

В этот момент я сам забыл о том, ради чего я тут нахожусь, все мое нутро зазудело от ловцовского пыла, захотелось схватить ружье или копье и броситься в гущу событий, лишь бы только зверь не ушел!

Вопивший охотник вздернул над головой сеть, в которой билось нечто темное, маленькое. Другой ткнул в нее ножом, прозвучал визг вроде тех, что издают поросята, и стало тихо.

Мертвый слон медленно дрейфовал вниз по течению, уа стояли кружком и тяжело дышали.

Когда сетку с животным внутри вытащили на берег, я нетерпеливо вытянул шею, чтобы разглядеть, что там такое. Предводитель снял шлем, обнажив потную лысину в окружении черных кудряшек, и только после этого наклонился к аккуратно уложенной наземь добыче.

Йесин и вправду напоминал слона, хотя в длину не превышал двадцати сантиметров: крохотный хобот, клыки. Тело его покрывала черная густая шерсть, а вот на лапах были пальцы с перепонками, как у утконоса.

Интересно, знают ли ученые, что в джунглях Мьянмы живет такая вот тварь?

Вождь уа вернул головной убор на место и заговорил с торжественными интонациями.

— Духи послали нам добычу, — начал переводить брат Пон, копируя даже тон. — Показали расположение, дали знак, что ближайшие годы окажутся изобильными и благополучными…

Охотники уа дружно завопили, вскидывая руки над головой и хлопая друг друга по плечам. Двое парней едва ли старше двадцати пустились в пляс, выбрасывая в стороны руки и кружась на месте.

И что удивительно, в этот момент я вполне разделял радость этих людей.

Радость моя не исчезла, даже когда мы двинулись в обратный путь через то же болото.

Когда, споткнувшись о спрятавшуюся под водой корягу, я едва успел выставить руки, чтобы не хлопнуться физиономией в грязную жижу, это вызвало гомерический хохот среди наших спутников. Но даже подобное не заставило меня расстроиться, я лишь улыбнулся, отряхнулся и пошел дальше.

И вскоре мир вокруг меня изменился, расслоился, закрутился огромным колесом с сотнями бороздок, в каждой из которых вспыхивали и гасли моменты восприятия: резкий запах болотных растений, плюханье под ногами, прилипшая в телу мокрая одежда, мысли по поводу того, что об этой охоте нет смысла рассказывать друзьям, ведь все равно никто не поверит, желание оказаться в чистом месте, шагающий впереди брат Пон.

Нет, я не чувствовал себя более комфортно, чем на пути в ту сторону, меня так же донимали летучие кровососы, от жары и влажности не хватало воздуха, а пот капал с бровей. Просто я воспринимал эти факторы несколько иначе, не как обладающие длительностью процессы, а как набор моментальных состояний, не связанных друг с другом.

Ну и что с того, что эти состояния похожи друг на друга?

Когда остановились на ночлег, уже за пределами болота, стало ясно, что запасы алкоголя у охотников не закончились. По рукам пошли бутылки с резко пахнущим пойлом, зазвучали тосты, наверняка посвященные сегодняшнему успеху.

— Теперь можешь говорить, — разрешил брат Пон. — Все равно никто не заметит.

Мы сидели немножко в стороне, так, чтобы не мешать уа веселиться, но при этом оставаться в дыму от костра.

— А что такое на самом деле эти… — я помедлил, чтобы сформулировать вопрос точнее. — Те «пятнышки», которые я вижу, точнее не вижу, а как бы ощущаю, воспринимаю всем существом… хотя они бывают как звуки, как ощущения или мысли… Дхармы, правильно?

— Да, верно, — тут брат Пон усмехнулся. — Но в твоем вопросе уже есть ответ. Неделимые, неразложимые на составляющие частички опыта, причем каждая несет лишь одно, свое качество… Ощущения мокрого, гнева, прикосновения к мягкому, видения зеленого цвета…

— То есть опыт определяется дхармами? Весь, который мы накапливаем?

— И опять ты прав, — сказал монах. — Он не только определяется, но и описывается дхармами… Это все, что мы имеем для отображения нашего опыта в попытке его передать. Как слова — речь состоит из слов, но когда мы говорим о словах, то тоже вынуждены использовать слова.

Потом он спросил, как поживает мое «установление в памяти».