Читать книгу "Очищение убийством - Питер Тримейн"

— Это же проще простого, — прервал его Канна, раздраженный тоном сакса. — А я много лет учился, чтобы достичь совершенства в моем искусстве.

— Да, для нас не представляет труда предсказать такое явление, — согласилась Фидельма.

— И предсказать убийство человека? — не унимался Эадульф. — Это тоже просто?

Фидельма колебалась и покусывала губу.

— Это сложнее. Но я знаю, что люди сведущие могут предсказать и такое.

Канна, сипло рассмеявшись, прервал ее:

— Вы хотите знать, как это делается?

Сестра Фидельма кивнула, побуждая нищего продолжить:

— Расскажи, как ты пришел к такому выводу.

Канна громко засопел и, порывшись в своей потрепанной одежде, вытащил кусок пергамента с начертанными на нем линиями и вычислениями.

— Вот, братия, все ведь очень просто. В первый день этого месяца, который в Ирландии посвящен священным огням Бела, Луна стоит на дороге Солнца в семнадцатом часе, возможно, с минутами, ибо не дано нам измерить все до минуты или секунды. Вот здесь, в восьмом доме, стоит Телец. Восьмой дом — это тот, что означает смерть. Телец представляет страну Ирландию и также есть знак, который означает горло. Так обозначена смерть через удавление или перерезание горла или даже повешение. А Телец, как я понял, указывает на то, что беда постигнет дитя Эрина.

Эадульф с сомнением посмотрел на сестру Фидельму, которая, словно следя за доводами астролога, молча кивнула и жестом показала, чтобы Канна продолжал.

— Теперь смотрите сюда. — Канна указал на свои расчеты. — В это время планета Меркурий встречается с Венерой. Разве Меркурий не управляет двенадцатым домом, который означает убийство, тайну и обман? И разве не Венера управляет восьмым домом смерти, который также означает женщину? А Венера пребывает в девятом доме, которым также правит Меркурий, а он, кроме того, управляет делами религии — именно в этой связке. Если всех этих знаков недостаточно, то при помощи отражения, что практикуется в нашем деле, Меркурий соединяется с солнцем, которое находится в фазе затмения.

Канна откинулся назад и торжествующе посмотрел на них.

— Любой ребенок может истолковать эту карту.

Эадульф фыркнул, чтобы скрыть свое невежество.

— Ну, я не ребенок. Скажи мне попросту, что все это значит?

Канна сердито сдвинул брови.

— Да просто же все, просто. Солнце в тот день вошло в фазу затмения после пяти часов пополудни. Планеты показали, что кто-то умрет посредством удушения или перерезания горла; что жертвой будет женщина, женщина из Ирландии, и что она будет монахиней. Планеты также показали, что эта смерть будет убийством. Разве я объясняю недостаточно просто?

Эадульф долго смотрел на нищего, а потом поднял взгляд на Фидельму.

— Хотя я долго обучался в твоей стране, сестра, я не изучал эту науку. Ты что-нибудь о ней знаешь?

Фидельма поджала губы.

— Довольно мало. Но достаточно, чтобы понять, что слова Канны имеют смысл в соответствии с жесткими правилами его искусства.

Эадульф с сомнением покачал головой.

— Но я не вижу способа спасти его от завтрашнего костра. Даже если то, что он говорит, правда и он не убивал Этайн, мои друзья-саксы побоятся того, кто прочел предзнаменования в небе таким способом.

Сестра Фидельма глубоко вздохнула.

— Я начинаю кое-что понимать в саксах и саксонских обычаях. Но моя цель — найти убийцу, а не потакать суевериям. Канна признаётся, что он предсказал смерть Этайн. Теперь мы должны найти свидетелей, которые слышали, как он произносил ее имя и точный час. Короче говоря, мы должны узнать в точности, что он говорил. Боюсь, что он — человек тщеславный.

Канна сердито плюнул.

— Я сообщил вам, что я говорил и почему я это говорил. Я не боюсь этих саксов и их наказаний, ибо мое имя сохранится у потомков как имя величайшего предсказателя моего времени благодаря этому предсказанию по звездам.

Сестра Фидельма презрительно подняла брови.

— Ты этого хочешь, Канна? Так пострадать, чтобы занять место в истории?

Канна сипло рассмеялся.

— Я согласен, пусть потомки судят меня.

Сестра Фидельма знаком попросила Эадульфа отойти к двери и потом резко повернулась к нищему.

— Зачем ты навещал сегодня настоятельницу Этайн?

Канна встрепенулся.

— Ну… чтобы предупредить ее, конечно.

— Чтобы предупредить о том, что ее убьют?

— Нет… — Канна вздернул подбородок. — Да. Зачем же еще?

Когда оба вышли из кладовки, Эадульф повернулся к Фидельме.

— А не мог ли все-таки этот человек убить Этайн, чтобы сбылось его предсказание? Он ведь не отрицает, что приходил, чтобы предупредить ее, и сестра Ательсвит была тому свидетелем.

На самом деле Эадульф забыл упоминание сестры Ательсвит о нищем, посетившем настоятельницу перед смертью. А Фидельма не забыла.

— Сомневаюсь. Я с уважением отношусь к искусству, которым он занимается, ибо в моей стране это старинный и достойный род занятий. Человек не может выстроить звезды по собственной воле. Нет, у меня есть ощущение, что Канна видел то, что видел, по звездам, но вот в чем вопрос: так ли уж точно он предсказал, кто должен быть убит? Вспомни, настоятельница Хильда сказала, будто он вовсе не был точен, когда предупредил ее, что кровь прольется во время затмения?

— Но если Канна не знал, кто будет жертвой, почему он хотел предупредить именно настоятельницу Этайн?

— Время позднее. Если Альфрит намерен сжечь этого человека завтра на рассвете, у нас мало времени. Давай отыщем и расспросим тех свидетелей и узнаем, что на самом деле говорил Канна. Ты займись тремя саксами и таном Фрихопа и добудь их показания, а я еще раз поговорю с сестрой Ательсвит о его приходе к Этайн. Встретимся в странноприимном доме в полночь.

Выйдя из подвалов, сестра Фидельма пошла в монастырь. Она не сомневалась в том, что Канна добровольно готов принести себя в жертву и что он не виновен в убийстве Этайн. Его вина — тщеславие, ибо ясно, что он жаждет обрести бессмертие через это великое предсказание, о коем будут говорить летописцы грядущих поколений.

И она осуждала тщеславца: сколь бы великим ни было предсказание, сам предсказатель служит лишь помехой в поисках настоящего преступника, истинного убийцы ее подруги и матери настоятельницы, Этайн из Кильдара. Он отвлекает ее от дела.

Одно она поняла — слишком многие в этом великом собрании явно страшились ораторского мастерства настоятельницы Этайн из Кильдара. Но способны ли эти люди из страха перед ее мастерством попытаться заставить ее замолчать, замолчать навсегда? Она стала свидетелем стольких проявлений несдержанности между римлянами и колумбианцами, чтобы понять — нетерпимость и ненависть между ними чрезвычайно глубоки. Вероятно, настолько, что вполне могли привести к смерти Этайн.