Читать книгу "Сентябри Шираза - Далия Софер"

Глава шестнадцатая

Исаак в крохотное оконце глядит на темные тучи, вдыхает сырой утренний воздух. Вскоре с неба обрушивается град, градины барабанят по черным прутьям металлической решетки. Через разбитое стекло в камеру льет дождь, образуя лужу.

В коридоре зажигают свет, едва сквозь щели под дверью проникает бледная полоска, как дверь распахивается.

— Подъем! Живей, живей! В душ!

Мехди опускает ноги на пол, но больная нога больше не держит его.

— А! — Он со стоном падает на матрас. — Мы же принимали душ совсем недавно. Что, неделя уже прошла?

Исаак протягивает руку, Мехди налегает на нее всем своим весом. И так они ковыляют к выходу.

Рамин прикрывает ухо рукой:

— Тише вы, — бормочет он во сне.

Он что, забыл, где находится?

— Рамин-джан, вставай! — говорит Мехди, но Рамин даже не шелохнулся.

В коридоре они вливаются в толпу заключенных и направляются в душевую. Там они раздеваются, заходят в душевые кабинки. Исаак уже научился не смотреть на голых мужчин, на ноги в волдырях, с почерневшими ногтями, шлепающие по серым лужам на ослизлом кафельном полу. Он заходит в кабинку, становится под ледяные струи, быстро намыливается. Стирает рубашку, нижнее белье, носки, понимая, что плесень, как ни три, не отмоешь. Выходит из-под душа, перевесив через руку одежду, — ищет свободный уголок, чтобы одеться. Другие, как и он, ходят мокрые в поисках местечка поукромнее — не хочется стоять совсем уж на виду. Внезапно прямо перед собой он видит знакомое лицо, лицо из далекого прошлого.

— Вартан? Вартан Софоян?

Заключенный, такой же голый, как и он, застывает на месте как вкопанный.

— Господи! Исаак Амин!

Несколько мгновений они смотрят друг на друга. Им никогда не доводилось разговаривать друг с другом подолгу.

— Так, значит, вы тоже здесь… — говорит Исаак. — И давно?

— Месяца два. Меня держали в другом блоке. А вы здесь сколько?

— Кажется, месяца три. Тут теряешь счет дням…

— Да, знаю.

К ним подходит охранник — он следил за ними. Здесь, в душевой, его черная винтовка устрашает еще больше.

— Эй, вы, это вам что, гостиная? — орет он. — Одевайтесь, уроды, и чтоб я вас не видел!

Исаак и Вартан кивают друг другу и расходятся. А чуть позже, уже одеваясь в углу, Исаак возвращается к недавнему разговору. Его удивляет, что, пока они разговаривали, он забыл и о наготе пианиста, и о своей неприязни к нему. Наверняка и у Вартана так было. Пока Исаак натягивает брюки и застегивает влажную рубашку, он уже не без враждебности вспоминает пианиста, вид его высокой, голой фигуры возбуждает в нем нехорошие чувства.

Сквозь бульканье воды доносится крик заключенного, за ним угрозы охранника. В ближайшей кабинке Исаак видит Рамина — из носа у того течет кровь, двое охранников стянули с него одежду и втолкнули под душ. Руки парня что две скобки по бокам исхудавшего тела, Рамин прикрывает ладонями низ живота. Вода, утекающая в сток под его ногами, розовая.

— Поделом тебе! — говорит один из охранников. — Слышишь «подъем» — вставай. Тут тебе не пятизвездный отель, сукин ты сын.

* * *

— Что они теперь сделают с Рамином? — говорит Исаак Мехди, когда они возвращаются в камеру. — Надо было самим растолкать его.

— Правда твоя. А я из-за ноги не подумал о нем. К тому же и парень он трудный. Вообще-то, у меня было много таких студентов, самонадеянных идеалистов. Было такое время, когда многих увлек идеализм.

— Тебя тоже?

— Не знаю. Казалось, вот-вот настанут перемены, а кому, как не нам, приблизить их. Мы хотели покончить с монархией. Думали построить демократию. Сколько нас шагало плечом к плечу: коммунисты, лейбористы, Народная партия, да мало ли кто еще. Ну и религиозные фундаменталисты. Объединяла нас всех ненависть к шаху. И больше ничего. Ну а в конце концов мы выпустили на свободу чудовище.

В дверном окошке показывается пара глаз, в щель суют поднос с едой. Исаак встает, берет поднос. На подносе сыр, хлеб и чай. Исаак с Мехди садятся на пол, скрестив ноги, молча едят. Дождя уже нет, но в камере сыро и холодно.

— Амин-ага, ты-то здесь за что? Ты нам так до сих пор ничего о себе не рассказал.

— Понятия не имею, хотя кое-что против меня все же есть. Я — еврей и неплохо жил при шахе.

— Хорошо жить при шахе — значит ничего не видеть и не слышать. Делать вид, что тайной полиции не существует.

— Да, это так, но агенты САВАК[30] хотя бы сажали и пытали ради одного — получить информацию и запугать вероятных противников режима. Человека арестовывали, если он и в самом деле был в чем-то виноват. Как ни ужасно, но в этом была своя логика. А теперь правительство просто-напросто уничтожает людей, невзирая на то, виноваты они или нет. Их цель — сломить людей. Завладеть их душами, Мехди-ага. А это гораздо опаснее.

Мехди кивает, отхлебывает чай.

— Год назад я бы тебя возненавидел, — говорит он. — А теперь не знаю, что и сказать. Не хочется этого признать, но у нас много общего.

Охранник вызывает Исаака. И, хотя сыр еще камнем лежит в желудке, Исаак выходит из камеры. Его ведут вниз по лестнице, на этот раз в другое помещение. Войдя, Исаак первым делом смотрит на руку следователя — все ли пальцы у него на месте — видит, что одного нет, и понимает: его снова будет допрашивать Мохсен. Недели три назад по тюрьме пополз слух, что Мохсен освободил одного заключенного прямо на допросе, и все тут же воспрянули духом, как школьники перед началом летних каникул. Однако неделю назад Мохсен так же ни с того ни с сего застрелил другого заключенного, и все снова приуныли. От Мохсена неизвестно чего ожидать, говорили заключенные. И кто знает, как вести себя с ним.

— Расскажи о своем брате, Джаваде, — говорит Мохсен.

— Что вы хотите знать?

— Чем он занимается?

— Мы с ним не очень-то близки.

— Судя по распечаткам телефонной компании, вы часто перезваниваетесь.

— Да, но… тесными наши отношения не назовешь. Так, общаемся иногда — как требуют приличия.

— Надеюсь, брат, и мне с тобой удастся держаться в пределах приличий.

— Брат, я говорю правду. Джавад любит перемены. Он вечно меняет работу. За ним не уследишь.

— Понятно. Может, тебе интересно будет узнать, какая работа у твоего брата сейчас. Он тайком ввозит в страну водку.

Вот так так. Исаак не знает, верить Мохсену или нет.

— Ислам запрещает употреблять алкоголь, ты ведь знаешь об этом? — прибавляет Мохсен.